Аннотация: Статья аспиранта ОЦАД протоиерея Димитрия Гоцкалюка посвящена истории взаимоотношений двух известных иерархов Русской Православ­ной Церкви - святителя Димитрия (Абашидзе) и митрополита Вениамина (Федченкова). Новый вводимый в научный оборот биографический материал позволяет не только заполнить отдельные лакуны биографии, но и поставить вопрос о характере их взаимоотношений, о понимании тем и другим своего церковного служения и о выявлении различий в этом. Выясняется, что митрополит Вениамин исповедовал сложную форму корпоративного поведения (и мировоззрения), соединяющую аскетизм и светскость, которая в от­дельные периоды жизни проявлялась по-разному. В статье рассматриваются годы его служения ректором в Таврической духовной семинарии: 1911-1913 и 1917-1919 гг. В то же время для святителя Димитрия (Аба­шидзе) был характерен традиционализм, опора на аскетизм, церковное понимание миссионерства и учеб­но-воспитательной деятельности. Их взаимоотношения целиком определялись разницей их понимания церковных задач, включая миссионерское дело и общественное служение.

Важно и полезно обратиться к биографиям двух известных крупных церковных иерархов, один из которых уже является местночтимым святым (святитель Димитрий (Абашидзе), 1867-1942), а другой, известнейший митрополит Вениамин (Фед- ченков, 1880-1961), почитается за верность Рус­ской Православной Церкви в пору вынужденной эмиграции, а также за многочисленные духовные просветительские труды. В статье мы ставим задачу не только ввести в научный оборот новые биогра­фические данные, но и в свете новых источников представить драматургию их взаимоотношений, что является принципиально новым, неисследо­ванным моментом в их биографиях. Влияние свя­тителя Димитрия на митрополита Вениамина было огромным, но сам факт этого влияния, как и об­стоятельства формирования их взаимоотношений, митрополит Вениамин никогда не озвучивал, хотя у него были склонность и вкус к написанию воспо­минаний. Причины этого будут поняты и раскрыты ниже, но они, на наш взгляд, указывают на важность и прикровенность (в первую очередь для митропо­лита Вениамина) этого влияния. В том смысле, что яркий свет высвечивает потаенные уголки челове­ческого бытия, обнаруживая скрытые там до поры недостатки. Как духовный человек митрополит Вениамин должен был быть благодарен святителю Димитрию за подобное действие, хотя, может быть, и болезненное для самолюбия еще и в связи с тем, что делал это не святой праведный Иоанн Крон­штадтский, а «обычный архиерей». Словом, перед нами особая ситуация, возможная только в Церкви, складывавшаяся между двумя крупными церков­ными личностями и подвижниками, и характер ее настолько острый, что о ней ни тот, ни другой не поведали миру при своей жизни. В своем исследо­вании мы опираемся на архивные материалы, ранее не публиковавшиеся и не задействованные в иссле­дованиях.

Мы отталкиваемся от того, что это были два ду­ховно очень разных человека. Святитель Димитрий - натура цельная, сугубо христианская, церковная, аскетичная; как личность - традиционалист, консер­ватор, человек «правых убеждений», монархист, сла­вянофил, как понимал эту идею Н. Я. Данилевский. Все около- и нецерковное он понимал как область для миссионерства, как и все безнравственное, сек­тантское, языческое, требующее духовного врачева­ния и изменения. Действуя везде церковно, в рамках строго святоотеческих подходов внутри Церкви, ря­дом с Церковью и далеко за ее пределами, он везде был целен и ясен в своей цельности. Иное дело ми­трополит Вениамин, человек хотя и церковный, лю­бящий аскетику, особенно в зримых конкретных об­разцах подвижничества и святости (что и заставляло его много раз обращаться к старцам, а также видеть и собирать примеры подвижнической жизни), но не довольствовавшийся одним этим, сочетавший в себе непостижимым образом консервативные, традицио­налистские и противоположные им - модернистские, церковно-либеральные принципы. Такое сочетание, конечно, позволяло ему, как церковно-обществен­ному деятелю, умело балансировать в предреволю­ционную, мятущуюся и постоянно меняющуюся эпоху, учитывая интересы разных, нередко противо­положных сил, что указывало на осторожную, но все же направленность на карьеру, публичность и тому подобные светские ориентиры. Заметим, что именно модернистско-либеральный элемент, учет интересов «жгучей современности» открывали перед ним мно­гие двери, были своего рода ключом, с помощью ко­торого во многом осуществлялась его церковная ка­рьера (во всех смыслах), также это был главный ин­струмент его церковной проповеди, миссионерской деятельности как архимандрита, а потом епископа (митрополита).

Подчеркнем, что митрополит Вениамин не был классическим либералом, он действовал мягко, поч­ти незаметно невооруженному глазу, пользовался возможностями либерального отношения к миру, в то время как консерватизм им демонстрировался зримо, как основное орудие преображения мира. Два кратких примера. Архимандрит Вениамин публично критиковал В. В. Розанова за его глумление над хри­стианством в 1910-е годы. Но когда того исключили из Петербургского религиозно-философского обще­ства, он отправил Василию Васильевичу личное пись­мо с поддержкой, из-за его «отлучения», отмечая, что тот не брошен, он не один, а «с Церковью Христо­вою»[1]. В этом был весь Федченков! Другой пример, касающийся его пребывания сразу после эмиграции в Константинополь в католическом монастыре орде­на ассомпционистов («успенцев», почитателей Успе­ния Божьей Матери), где он с комфортом пребывал, жил, молился и мучился тем, а можно ли соединять «удобство и аскетизм души». Он считал, что можно, думая, очевидно, об о. Иоанне Кронштадтском, но «для нас, средних; нам не удержаться от искушений» (Митрополит Вениамин 2003: 19). Он, будучи епи­скопом, молился в католическом храме и вопрошал в дневнике: «Что значит мое томление в их храме?» (Митрополит Вениамин 2003: 31). Он словно успо­каивал себя такими тревожащими вопросами. Как богослов, он должен был заботиться о духовном со­стоянии, но в его текстах все время звучит «психоло­гическое состояние» человека.

Научной литературы, анализирующей био­графии указанных двух иерархов Церкви, не так много. В отношении святителя Димитрия мы бы остановились на трех работах: кропотливо со­ставленное жизнеописание протодиакона Василия Марущака (Протодиакон Василий Марущак 2006: 80-166), краткая, но фактологически емкая био­графия в справочнике Л. П. Рылковой (Рылкова 2008: 45-58); монография, освещающая крымский период архиерейства святителя - труд А. С. Пученкова и В. В. Калиновского (Пученков, Калиновский 2020: 25-383). Биография митрополита Вениами­на представлена в работах А. Малова (Малов) и Р. Просветова (Просветов 2022). Но в обеих работах отсутствует подробный анализ крымского периода в нужном нам аспекте. Всю необходимую для ста­тьи информацию нам удалось получить в Государ­ственном архиве Республики Крым (ГАРК), а также в «Таврических епархиальных ведомостях». Этот новый биографический материал оказался чрезвы­чайно интересным и важным для понимания взаи­моотношений двух церковных деятелей, поскольку представлял достаточно объективную информа­цию (факты, происшествия), которая на фоне те­кущих исторических событий могла трактоваться вполне определенно. Вот почему мы считаем, что материалы, приведенные в статье, существенно до­полняют биографии обоих архиереев, раскрывают их с новой, неизвестной стороны, особенно образ митрополита Вениамина.

Знакомство святителя Димитрия с архимандри­том Вениамином произошло после утверждения первого на Таврической кафедре в 1912 г. Епископ Димитрий, сменивший в Крыму епископа Феофана (Быстрова), принял в свое подчинение и весь цер­ковный актив епархии, а среди них и архимандри­та Вениамина, заведующего Таврической духовной семинарией. Архимандрит Вениамин появился в Таврической епархии в 1911 г., почти через год по­сле назначения епископа Феофана, и, судя по всему, не по его прошению, а по собственному желанию перебраться в Крым. Не будем исключать и карьер­ных интересов будущего митрополита, потому что епископ на Крымской кафедре становился ближе к царю как духовник, возможности епархиального владыки, в отличие от ректора Духовной академии были гораздо большими. О том, что епископ Фео­фан сам не проявлял инициативы перетянуть ие­ромонаха Вениамина из Петербурга, говорит тот факт, что место ректора Таврической духовной се­минарии, занимаемое архимандритом Серафимом (в пору появления епископа Феофана), после его перемещения в Саратов занял архимандрит Павел (Вильковский).

Дважды в 1911 г. иеромонах Вениамин (Федченков), в ту пору доцент Петербургской духовной академии, приезжал в Крым к епископу Феофа­ну. Первый раз весной, Великим постом (Хроника 1911а: 446), второй раз летом, в конце июля (Хро­ника 1911б: 801). Оба раза появление его сопрово­ждалось участием в архиерейском богослужении и произнесении проповеди. Нам думается, оба раза иеромонах Серафим использовал приезд именно для того, чтобы высказать желание и просьбу тру­диться рядом с владыкой. Хотя лето 1911 г. и для епископа Феофана было непростым, ведь в самом начале этого года епископ Феофан выступил перед Синодом с предложением официально выразить императрице «неудовольствие в связи с поведением Распутина» (Бэттс, Марченко 1994: 45). Ему было важно знать о настроениях, о петербургских ново­стях, и иеромонах Вениамин был ему полезен и как вестник. 25 августа 1911 г. Таврическую семинарию покинул архимандрит Серафим, а на его место 1 сентября пришел архимандрит Павел (Вильковский), бывший смотритель Торопецкого Духовного училища Псковской епархии, будущий новомуче- ник. В прощальной речи инспектора Таврической духовной семинарии по поводу перемещения архи­мандрита Серафима звучали слова о неожиданной вести о его переводе и о сожалении расставаться с «мудрым и опытным кормчим» (Отбытие из ду­ховной семинарии 1911: 950). То есть сам по себе процесс перемещения не был плановым, не был инициативой Синода, это была интрига, связанная с переводом иеромонаха Вениамина из Петербур­га в Крым. Архимандрит Павел недолго находился в должности ректора Таврической семинарии - с начала сентября по конец декабря 1911 г., а уже 20 декабря иеромонаха Вениамина назначили новым ректором и сделали архимандритом (Определение Святейшего Синода 1912: 27). Архимандрит Павел был переведен настоятелем Успенского мужского монастыря г. Уфы. Неожиданное назначение на ме­сто ректора Таврической духовной семинарии и еще более неожиданный перевод в г. Уфу! (В годы рево­люции архимандрит Павел, уже будучи архиереем, принял мученическую смерть от большевиков.)

Архимандрит Вениамин (Федченков) находил­ся на посту ректора Таврической духовной семина­рии с 21 декабря 1911 г. до 26 августа 1913 г. Епископ Феофан покинул Таврическую епархию 25 июня 1912 г., но архимандрит Вениамин остался в Крыму и при новом архиерее епископе Димитрии (Абаши­дзе), продолжая исполнять обязанности ректора Таврической духовной семинарии. Духовный сын не отправился «в астраханскую ссылку» вместе со своим духовным отцом. Этот момент и позволяет нам говорить напрямую о «карьерных интересах» архимандрита Вениамина, как в случае с назначени­ем его на должность ректора Таврической духовной семинарии, так и в случае сохранения этой должно­сти при новом архиерее. Но, повторим, карьерный интерес у него не был преобладающим; сдерживающим началом здесь постоянно выступало консер­вативное, в какой-то степени аскетическое начало, которое архимандрит демонстрировал в повседнев­ной жизни.

На примере редакционной политики «Тавриче­ских епархиальных ведомостей» проиллюстрируем, как соблюдался баланс интересов в ту пору, когда изданием руководил архимандрит Вениамин. Став ректором семинарии 21 декабря 1911 г., он не по­лучил поначалу пост редактора «Таврического об­щественно-церковного вестника» и «Таврических епархиальных ведомостей», которые издавались под одной обложкой. Первый освещал общецерков­ные вопросы в контексте епархиальном, а вторые касались сугубо местной специфики. Архимандрит Лаврентий, редактор «Таврического обществен­но-церковного вестника», был перемещен на другое место в конце апреля 1912 г., а его место занял архи­мандрит Вениамин. Очевидно, что для многих это было неожиданностью, так что при прощании с ар­химандритом Лаврентием о. Вениамину пришлось даже произносить перед воспитанниками-семи- наристами благодарственное слово уходящему ре­дактору, сделав акцент на теме «судите судом пра­ведным». Проводилась мысль, что надо судить «не по идеалу», а «по ситуации», «по обстоятельствам»; этот последний суд более напоминает промысел Бо­жий, о чем архимандрит Вениамин специально ска­зал в прощальном слове (Прощальное слово 1912: 465-468). Очевидно, людей волновал вопрос о не­правомочности происходящего.

«Вестник/Ведомости» - епархиальный жур­нальный орган - был важным рупором проявления общественной активности, к чему большей частью и был склонен архимандрит Вениамин. Но он осто­рожен. В первых номерах, вышедших под его ру­ководством, преобладала подборка статей аскети­ческого содержания. Проповеди на первой полосе принадлежали или о. Иоанну Кронштадтскому, с которым архимандрит был когда-то лично знаком, или святителю Игнатию Брянчанинову. Темы пока­яния и крестоношения были здесь преобладающи­ми. Даже в своей программной статье «Что такое “живое” проповедническое слово?» архимандрит Вениамин выстраивает концепцию миссионерско­го слова как слова «со властью», как говорил Спа­ситель в Евангелии, то есть декларируя приоритет монолога, а не диалога. Но уже и здесь проскальзы­вает первенство светских мыслителей над святоот­еческими, вспоминается Вл. Соловьев, разъясняю­щий, что такое «живое слово». Однако такой «од­носторонний» подход скоро начинает изменяться: в издании стали публиковаться статьи политиче­ского и общественно-политического содержания. Поначалу осторожно затрагивается тема восста­новления патриаршества, затем появляются статьи о выборах духовенства в Думу, и эта тема вскоре становится чуть ли не главной. Тема «монолога» для миссионерской проповеди также скоро заменяется практической злободневностью, «борьбой», разно­го вида спорами с сектантами. Также появляется светская литературная тематика, привязанная к ду­ховным вопросам, в основном на примерах героев Достоевского. То есть, находясь еще под властью аскета епископа Феофана, архимандрит Вениамин со страниц епархиального издания явно ведет про­поведь, рассчитанную на малоцерковную интелли­генцию, малочувствительную к проповеднической деятельности. Первым самостоятельным номером архимандрита был № 12 за 1912 г., а уже в № 21 со­общалось, что на смену епископу Феофану пришел новый архиерей, епископ Димитрий (Абашидзе). Однако архимандрит Вениамин уже развернул в епархиальном издании ту деятельность, которая была ему близка, и новому владыке с трудом уда­валось корректировать этот курс в соответствии со своими интересами, более ориентированными на внутреннюю жизнь епархии, причем в ее строго миссионерском и разностороннем христиански де­ятельном ключе. Столкновение этих двух лиц, хотя и мягкое, щадящее со стороны правящего архиерея, было запрограммировано, потому что подходы к церковной миссии у того и другого были разные. Но мы не хотели бы обращаться к глобальным вопросам, разбирать сложную и скользкую тему «характеров», поскольку важнее остановиться на нескольких конкретных эпизодах и, опираясь на факты, показать разницу в отношении «к делу», к руководству коллективами.

Итак, разберем подробнее обстоятельства, предшествующие уходу архимандрита Вениамина с поста ректора Таврической духовной семинарии. События эти развивались быстро, динамично, слов­но этот кризис подготавливался и накапливался как болезнь и вылился в ряд поступков, в принятие ре­шения об уходе. В 1913 г. архимандрит Вениамин выносит на преподавательский суд одно важное нововведение, точнее, его проект. Он делает в семи­нарии доклад «О развлечениях для воспитанников семинарии». Конечно, это была для него ключевая тема, к которой он долго готовился, хотя истоки ее можно обнаружить в самом первом номере «Тав­рического церковно-общественного вестника», вы­шедшего под его руководством. Там была статья «О неразумных развлечениях. (Из творений Св. Васи­лия Великого)» (О неразумных развлечениях 1912: 29-37), в которой подробно разбирается концепция «развлечений» в их отрицательном значении. Но к этой теме архимандрит больше года не возвращал­ся, подыскивая момент для ее масштабного освеще­ния. Сама организация доклада в стенах семинарии перед лицом ее Правления, состоящего из препо­давательского актива, включала два этапа: сначала ректор 26 апреля 1913 г. сделал заявку на проведе­ние мероприятия на заседании Правления, а 5 мая прочел сам доклад. В заявке говорилось, что для ректора вопрос о развлечениях для семинаристов стоит давно, еще с той поры, когда он руководил Пе­тербургской духовной семинарией. Архимандрит говорит настойчиво и решительно, как будто это вопрос, не требующий особого обсуждений: «Нет особой нужды доказывать необходимость этого положения со стороны педагого-психологической. Достаточно сказать, что молодое, полное сил юно­шеское настроение требует себе исход и удовлетво­рение» (ГАРК. Ф. 113. Оп. 1. Д. 346. Л. 83). Он ссыла­ется на «циркуляры последнего времени», которые, по его мнению, разрешают действовать в этом на­правлении, а также на петербургский опыт, «где из местных сумм отпускаются специальные средства на статьи разумных развлечений». Ректор считает, что Таврическая семинария «шла всегда навстречу этим запросам» и поэтому речь идет «о более планомерном раз­решении вопроса о разумных развлечениях» (ГАРК. Ф. 113. Оп. 1. Д. 346. Л. 84).

Основной доклад, как уже было отмечено, читался автором на следующем заседании Прав­ления - 5 мая 1913 г., и доклад был выдержан уже в более стро­гих тонах. Очевидно, уже име­лась первая реакция на вызов, брошенный семинарскому пе­дагогическому коллективу, тра­дициям духовной семинарии. В начале доклада автором ставится философская проблема понима­ния необходимости развлечений для семинаристов. Речь идет о мероприятиях, которые бы «ос­вежали однообразие текущей жизни, внося новые интересы и новые чувства, - и таким об­разом как бы рассеивали неко­торые чувства тяготы, которые бывают плодом в уставшей душе от повседневных и нередко до­вольно утомительных работ или даже - от бесцветной, скучной, а может, и от малодеятельной обыденщины» (ГАРК. Ф. 346. Оп.1. Д. 113. Л. 81). Здесь, безусловно, заключена целая «философия», даже определенное мировоззрение, что указывает на особую важность этого отрывка. Собственно, он признается, что воспитывать необходимо не духовного в своей основе человека, как понимает личность Церковь, а психологического человека, в понятиях светских, научных и, конечно, обыден­ных, принятых у интеллигенции. Именно «психоло­гическая личность» страдает от скуки, именно она пытается погасить свое состояние развлечениями, конечно, разными по своей природе. Таким обра­зом, для автора доклада аксиомой является суще­ствование такого человека в семинаристской среде (в том числе), а значит, и признание неспособности духовными средствами решать сугубо церковные проблемы. Так ставит вопрос архимандрит Вениа­мин в своем докладе.

Итак, переходим к трактовке «развлечений», позволяющих решить некую психологическую за­дачу. Развлечения нужны, чтобы «как бы забыться на некоторое время и чрез это дать отдых в той ея (души. - Д. Г.), выражаясь конкретно, части, кото­рая переутомилась или устала или начала тяготить­ся однообразием». В этом случае развлечение «от­влекает внимание от постоянной работы». Заметим со своей стороны, что аритмия в работе, перемена деятельности, включающая в том числе отдых, как известно, приветствовалась и многими подвижни­ками, поэтому сам по себе этот принцип «перемены деятельности» не вызывает вопросов. Далее автор пишет: «Круг развлечений может быть весьма ши­рок». Разумеется, исключаются «непристойные и неразумные» развлечения. Критерием для отбора развлечений могут служить следующие принци­пы:

1) польза, в широком смысле;

2) интересность;

3) практическая осуществимость.

Интересность, интерес, «как психологический центр развлече­ний», должен соединяться с их полезностью. Но главное все же состоит в «освежении психики».

По содержанию развлечения делятся на

1) физические: от гимнастики, игры в городки, колки дров до по­садки деревьев и езды на велосипеде;

2) эстети­ческие: музыка, рисование, посещение выставок;

3) умственные: это вечера или иные собрания (ли­тературные, богословские, философские и т. д.). Посещение театров и кинематографа архимандрит Вениамин также относит к умственным развлече­ниям;

4) познавательные развлечения включают в себя паломничества, посещения музеев, фабрик, кораблей с духовными и познавательными целями;

5) игровые (танцы);

6) просветительские (комнаты для чтения - читальни).

Архимандрит Вениамин предлагает семинар­ской комиссии сосредоточиться на том, что мы обозначили как «умственные» развлечения, а среди них - литературные чтения или литературно-музы­кальные. Это «вечера» без танцев, только с литера­турной частью. Второе приоритетное направление развлечений - «познавательное», включающее, главным образом, экскурсии. Остальные виды пе­речисленных развлечений должны, по его мнению, употребляться редко, время от времени, «споради­чески». Стоит обратить внимание на гимнастику, особенно «соколиную», как в Петербурге. В Симфе­рополе, как подсказал ректору преподаватель семи­нарии Ролл, имеются преподаватели соколиной ме­тодики, и он готов помочь в их привлечении. Также ректор семинарии обратил внимание на то, что ду­ховенство епархии, как он думает, не готово финан­сировать этот проект, и с этим надо что-то делать. Предложение архимандрита Вениамина состояло в том, чтобы создать механизм, работающий на эти цели: «систематически в течение целого года, чтобы освежение происходило периодически» (ГАРК. Ф. 346. Оп.1. Д. 113. Л. 86).

Судя по реакции преподавательского актива семинарии - Педагогического собрания Правле­ния Таврической духовной семинарии - все были обескуражены этим предложением, которое было высказано не как нечто малозначительное и второ­степенное, а скорее, как масштабное и эпохальное. Очевидно, с такой системной постановкой вопро­са не был ознакомлен во всей полноте и правящий архиерей епископ Димитрий, до прочтения полного варианта доклада. Но комиссия, как и требовалось, подробно и обстоятельно проанализировала вы­сказанные предложения и, очевидно, не без ини­циативы владыки Димитрия составила подробный письменный рапорт. Если в целом оценивать этот документ, то из него явствует, что преподаватели се­минарии специально или, не ведая того, не оценили высокий полет мысли ректора, его ориентацию на современность. Более того, они нашли возможным указать ректору на серьезные недочеты: «представ­ляется полезным и более внимательное и частое посещение уроков Ректором Семинарии и инспек­цией» (ГАРК. Ф. 346. Оп.1. Д. 113. Л. 89). Несомнен­но, здесь уже присутствовало инициированное правящим архиереем «свободное обсуждение» до­клада ректора семинарии. Педагогическое собрание могло высказаться по существу, не скрывая своего мнения за дежурными фразами перед лицом своего начальства. Педагоги высказались сначала по набо­левшему вопросу: не должной, с их точки зрения, ответственности со стороны архимандрита Вениа­мина к своим прямым, контролирующим, обязан­ностям. И лишь потом перешли к содержательно­му обсуждению высказанных им идей. Но и здесь заметно не столько обсуждение, сколько встречное предложение придерживаться традиционных, при­вычных для церковного круга развлечений. Первый вопрос коснулся физических развлечений, «соко­линой системы», которую нужно внимательно из­учить. Далее педагоги переходят к области «реме­сел», полезных своим практическим применением: переплетное искусство, столярное, токарное, пчело­водство. За ремеслами у них следует «поднятие ин­тереса семинаристов к живописи, музыке». Но про­блема здесь в том, что профильные преподаватели семинарии слишком загружены, чтобы в свободном режиме заниматься с семинаристами. Эту проблему должен решать ректор. По мнению педагогов, долж­ны приветствоваться традиционные чтения литера­турного, музыкального, вокального характера, чте­ние рефератов, проведение юбилейных торжеств. Следующим пунктом у них шло приглашение в се­минарию новых лекторов, а также артистов хоров. Экскурсиям в Крыму должно быть уделено особое внимание. Последнее, на чем сосредоточилась педа­гогическая комиссия, был вопрос о необходимости диспутов по поводу прочитанных рефератов или докладов. Здесь главным эффектом было бы живое общение учащихся и педагогов, а также решался бы вопрос о духовном надзоре за воспитанниками из пансиона. В конце рапорта звучали предложения об изыскании средств на предложенные мероприятия. Заметим, что в рапорте ни разу не прозвучала фра­за «развлечение для воспитанников» или «освеже­ние чувств». Педагоги явно дистанцировались от столь вызывающей постановки дела, касающегося организации внеучебной части. Они предложили, как и раньше было, не развлекать семинаристов, а организовать им художественный труд или же раз­нообразные интеллектуальные формы досуга, по­лезные и интересные.

Архивный материал не дает нам возможности в деталях увидеть, как отреагировал архимандрит Вениамин на столь решительный отпор его начина­нию, но видно, что его сильно задела смелая реак­ция педагогов, и еще в большей степени - негатив­ная реакция епископа Димитрия, о которой мы мо­жем судить лишь по косвенным данным. После этих событий архимандрит Вениамин берет, очевидно, отпуск, он не появляется на обязательных заседа­ниях Правления Таврической семинарии, обычно возглавляемых ректором. События происходят в начале июня 1913 г. После этого он появляется на одном заседании Правления 19 августа и опять исчезает. 27 августа появляется указ Синода за № 13504 о перемещении ректора Тверской духовной семинарии в Тверь. Несомненно, все летнее время архимандрит Вениамин провел в консультациях в столице (скорее всего, обсуждая эту проблему с митрополитом Антонием (Вадковским)), решая во­прос о перемещении в другую епархию. Хорошие столичные связи позволяли ему надеяться на успех.

Из документов выясняется, что в епархии «не­ожиданно» появляется новая кандидатура на пост ректора Таврической духовной семинарии, игу­мен Иринарх (Синеоков-Андриевский), инспектор Якутской духовной семинарии, а прежний ректор архимандрит Вениамин перемещается, по его про­шению, руководить Тверской гимназией. В Якутию на место о. Иринарха отправился из Благовещен­ска протоиерей Николай Нифонтов (ГАРК. Ф. 346. Оп.1. Д. 113. Л. 137). Нам доподлинно не известно, кем была предложена кандидатура архимандрита Иринарха, только 2 года и 7 месяцев прослужив­шего в Якутии, но думается, что это епископ Дими­трий узнал о нем по своим личным каналам (воз­можно, через протоиерея Иоанна Восторгова) и по тем же каналам было организовано представление о нем в Синоде.

Епископ Димитрий, однако, не ожидал такой бурной реакции от архимандрита Вениамина, а действия владыки, направленные на мягкое сво­рачивание темы «развлечений семинаристов», как и мягкая критика административных просчетов архимандрита, не нашли должного отклика у рек­тора, он просто обиделся на критику, обиделся на непонимание его планов, обиделся, что препода­вателям было разрешено со стороны архиерея его раскритиковать, и посчитал, что здесь он так и бу­дет находиться под прицелом подобной критики, поддерживаемой архиереем. Тем не менее владыка Димитрий провожал его добрым словом, даже сер­дечно, и в общем-то искренне, по-отечески, ничем не выдавая своего критического отношения к про­исшедшему. Приведем здесь его слова прощания це­ликом, несмотря на обширность цитаты, посколь­ку они весьма красноречивы. Да и публикуются впервые. «С глубочайшим сожалением расстаюсь с дорогим о. Ректором, Высокопреподобнейшим Ар­химандритом Вениамином. Будучи прекраснейшим священнослужителем-иноком о. Архимандрит Ве­ниамин принимал живое участие в устраивании церковных торжеств. Даровитый, талантливый проповедник слова Божия о. Вениамин, не зная уста­лости, оглашал городские храмы Божьи и иные со­брания православных христиан назидательной про­поведью, произнося иногда по 3-4 проповеди в день. Стоя с подобающей и осязательной пользой во главе многих епархиальных учреждений, о. Ректор нашел время и возможность основать и особый религиоз­но-философский кружок, и много, много поработал для его осуществления. Кипучая церковная деятель­ность о. Ректора в Симферополе, я уверен, никогда не изгладится из памяти лиц, имевших возмож­ность так или иначе знать его. Талантливое же пе­дагогическое и административное служение о. Рек­тора, исполненное энергии, мужества, сердечности, мягкости и снисходительности, надеюсь, навсегда сохранит в сердцах его бывших воспитанников и со­служивцев благодарную молитвенную память о нем. Да поможет ему Господь и на новом месте служения его быть столь же трудолюбивым, плодотворным, непостыдным Христовым воином, каким я знал его в Симферополе. Тверская семинария одна из немно­гих людных наших духовных учебных заведений, и призван туда от нас о. Ректор высшим Священно­началием, вне всякого сомнения, как талантливый, молодой, энергичный педагог-администратор, за­служивающий всякого поощрения. Глубоко почитая о. Ректора, не могу молитвенно не пожелать ему и скорого Архиерейства ради вящей славы Христовой Церкви. До приезда нового ректора исполняющим обязанности ректора быть о. Инспектору, кото­рую будет исполнять А. Л. Высотский. Должность председателя Епархиального училищного совета и Епархиального Миссионерского Комитета о. Архи­мандрит сдаст о. прот. Назаревскому, которого сим и назначаю временно исполняющим должность председателя Епархиального Училищного Совета и Товарищем Председателя Епархиальной Миссионер­ской Комиссии. Должность редактора нашего епар­хиального органа временно возлагаю на инспектора. Епископ Димитрий» (ГАРК. Ф. 113. Оп. 1. Д. 346. Л. 138-139). При всей теплоте и благожелательности тех характеристик, которые употребляет епископ Димитрий в отношении архимандрита Вениамина, видно, что это характеристика относится скорее к светскому человеку, чем к церковному; употребля­ются такие эпитеты, как «талантливый», «молодой», «энергичный», «кипучая церковная деятельность», «педагог-администратор, заслуживающий всякого поощрения». И особенно режет слух это публич­ное «молитвенное пожелание архиерейства». Это, конечно, не ирония, но определенная духовная сдержанность епископа Димитрия, подчеркиваю­щего приоритет внешних достоинств архимандрита и ни разу не остановившегося на его духовных ка­чествах. Сам по себе выбранный стиль «похвалы» вносит в происходящее нечто казенное, что совер­шенно было несвойственно святителю Димитрию, отличавшемуся сугубой искренностью. Думается, в данном случае это чисто педагогический прием, направленный на вразумление архимандрита Ве­ниамина, не по-церковному разрешившему ситуа­цию со своим перемещением. Ряд фактов, большей частью косвенных, позволяют нам считать, что архимандрит Вениамин впоследствии переживал за происшедшее в Симферополе; на совести его лежала вина за дело, которое он не сумел достой­но выполнить на посту ректора. Вот почему в вос­поминаниях он так подчеркивает незначительный, казалось, эпизод, связанный с перестройкой и рас­ширением домашней церкви в Тверской семинарии, куда он попал после Крыма. Чувствуется, что это сугубо важный факт его ректорской биографии, он словно оправдывается им за предыдущие просчеты в Таврической семинарии: «Сколь труда я положил туда!» (Митрополит Вениамин 2023: 162). Но нигде в воспоминаниях нет ни слова о произошедшем в Крыму. Даже когда между делом он говорит о пе­ремещении из Таврической в Тверскую гимназию, опять же словно забывает о подлинных обстоя­тельствах той ситуации: «Из Крыма года через два с лишним меня перевели почему-то в Тверь ректо­ром» (Митрополит Вениамин 2023: 220).

Надо сказать, что преемник архимандрита Ве­ниамина на посту ректора, архимандрит Иринарх, был, очевидно, посвящен епископом в обстоятель­ства ухода его предшественника, потому что он со всей строгостью отнесся ко многим вещам, требу­ющим другого подхода. Прежде всего, медленно, но неукоснительно стал решаться кадровый вопрос, велась проверка соответствия квалификации пре­подавателя и занимаемой им должности. Однако первым обнаруженным казусом стало выявление нарушений в порядке отправления воспитанников на каникулы. Имеется документ, косвенно сви­детельствующий об обращении нового ректора к архимандриту Вениамину с просьбой объяснить, почему одному и тому же воспитаннику выдава­ли несколько удостоверений на льготный желез­нодорожный проезд. В то время как по правилам необходимо было выдавать один документ туда и обратно. Никаких других документов по льготе не положено (ГАРК. Ф. 113. Оп. 1. Д. 342. Л. 16). Как от­реагировал на это письмо архимандрит Вениамин, нам не известно. Но гораздо серьезнее оказалось другое. Два человека из педагогического коллектива оказались не соответствующими по квалификации занимаемым должностям. Первым был учитель пе­ния Першин Николай Емельянович, «не имеющий чина», вторым был преподаватель французского языка Александр Михайлович Ролл, выдумавший биографию и, очевидно, подделавший документы. Оба эти человека появились в гимназии в разное время; Першин - еще до архимандрита Вениамина, а вот Ролл был принят при нем. Это выяснил архи­мандрит Иринарх. А. М. Ролл появился в гимназии в феврале 1913 г., после ухода прежнего препода­вателя французского Б. П. Малахова. На вакант­ную должность подали документы два человека А. М. Ролл и штабс-капитан 51 пехотного Литов­ского полка Михаил Терлецкий. Последний полу­чил образование в Воронежском кадетском корпусе и Александровском военном училище в Москве. Ролл прожил, с его слов, 32 года в Париже, имел свидетельство на право преподавания французско­го языка в средних учебных заведениях, выданное лектором Новороссийского университета и нахо­дящееся в учебном отделе министерства торговли и промышленности. То есть документ на руки ректо­ру так и не был представлен. Ролл сослался на то, что он 5 лет состоял преподавателем французского языка в Симферопольском коммерческом училище. Претендентов испытали на знание французского, оказалось, Ролл владеет языком лучше Терлецкого, поэтому приняли его. Ссылка Ролла на препода­вание в коммерческом училище была проверена и выяснилось, что тот преподавал еще и в Симферо­польском купеческом обществе. Законоучитель в Коммерческом училище протоиерей Иоанн Тяжелов дал хороший отзыв о Ролле (ГАРК. Ф. 113. Оп. 1. Д. 346. Л. 21). Словом, главное, что узаконивало право Ролла преподавать в семинарии, документ о его квалификации, так и не был получен руковод­ством семинарии в лице архимандрита Вениамина, и тот довольствовался только словом претендента и отзывами о нем в Симферополе. Между тем как принятый в гимназию Ролл обретал не только обя­занности, но и права, важнейшим из которых было участие в ежемесячных заседаниях Правления се­минарии, с правом голоса при решении важных вопросов. Кроме того, квалифицированный препо­даватель гимназии имел право на пользование эмеритальной кассой, на свой пенсионный фонд для духовного сословия. Также квалифицированные преподаватели синодального учреждения, каким являлась духовная семинария, пользовались права­ми государственной службы. Очевидно, эти права давали возможность иметь прибавление к окладу в виде надбавок, премий и проч., что в значительной степени увеличивало общую сумму оклада. Напри­мер, в 1916 г. месячный оклад преподавателя за 12 уроков составлял 900 руб., к нему прибавлялись 800 рублей за выслугу и 600 руб. за классное воспита­ние, получалось 2300 руб., совсем неплохая сумма (ГАРК. Ф. 113. Оп. 1. Д. 362. Л. 416. 1917 г.).

Предположительно, Ролл и неквалифицирован­ный учитель пения Першин сами обнаружили себя, точнее, заставили задуматься нового ректора архи­мандрита Иринарха, когда стали проявлять актив­ность в деле получения льгот. Першин, например, написал заявление о рассмотрении вопроса, каса­ющегося пользования льготами государственной службы. После чего ректор навел о нем справки, выяснил, что преподаватель пения не имеет долж­ного диплома и, по сути, трудится в семинарии на птичьих правах. Результаты расследования были доложены епископу Димитрию, на что тот вынес строгую резолюцию.

Похожим образом складывалась и история с разоблачением преподавателя французского языка Ролла. Тот, судя по всему, вместе с Першиным стал выяснять свои права на льготы, после чего и попал в поле зрения нового ректора. Последний навел справки о прошлом и выяснил, что «Александр Ми­хайлович Ролл, выдававший себя за французского уроженца римо-католического вероисповедания, по наведенным справкам, (им подтвержденным) оказался мещанином г. Луцка, еврейского проис­хождения, крещенный за границей по англиканско­му обряду; ни к какой церковной общине не при­надлежит. Подобное фальшивое положение г. Ролла вынуждает меня, - пишет архимандрит Иринарх в рапорте на имя епископа Димитрия, - просить Ваше Преосвященство об освобождении его от обязанностей преподавателя французского языка в семинарии» (ГАРК. Ф. 113. Оп.1. Д. 350. Л. 39 об.). Рапорт был представлен архиерею 14 марта 1914 г. В тот же день епископ Димитрий написал на рапорте свою резолюцию: «Ролла уволить от занимаемой им должности. Удивляюсь неосторожности Правления Семинарии, решившего принять в свою среду чело­века, совершенно неизвестного и этим причинив­шего мне немалую скорбь. Благодарю о. ректора, с моего ведома и разрешения добившегося раскры­тия Роллова самозванства» (ГАРК. Ф. 113. Оп.1. Д. 350. Л. 39). Как видим, епископ Димитрий намерен­но не упоминает имени бывшего ректора семина­рии архимандрита Вениамина, а всю вину возлагает на Правление, учительский коллектив. Также не за­трагивается вопрос о документах Ролла, подтверж­дающих его квалификацию, потому что для выясне­ния дела хватило и того, что было обнаружено.

Учитель музыки Н. Е. Першин, как и А. М. Ролл, был уволен как преподаватель, занимающий не со­ответствующую его квалификации должность. Ре­золюция архиерея от 14 ноября 1914 г. была такова: «В Правлении Семинарии Н. Е. Першин был и ныне состоит учителем Образцовой при Семинарии шко­лы. Ему, как знатоку пения, было поручено препода­вание уроков пения в Семинарии. Не знаю на каком основании Н. Е. Першина, человека не получившего серьезного образования, окончившего лишь город­ское училище, ввели в число преподавательской корпорации, приглашали на педагогические собра­ния, приглашали его участвовать в решении вопро­сов, в обсуждении которых он не мог быть полезен. Давно ли стали приглашать в педагогические собра­ния гг. Помощников инспекторов, людей с высшим образованием, а Першин, не видавший даже первых классов семинарии, допускается с правом голоса во всех сложных вопросах, касавшихся образователь­ной и воспитательной сторон семинарской жизни. И Алексей Лукич Высотский и Н. Е. Першин на­равне должны обсуждать педагогические вопросы, касающиеся воспитания семинарии - это не только вопиющая несправедливость, а прямо издеватель­ство над средним учебным заведением. Я привык уважать высокое звание преподавателя семинарии и, надеюсь, никто не в состоянии отучить меня от этой доброй привычки. Будь Н. Е. Першин выдаю­щийся регент, я, пожалуй, молчал бы, но он регент третьего разряда; с образованием курса городского училища и не смотря на все это, попал в число пре­подавателей семинарии, - это, повторяю, считаю недопустимым. Могу лишь терпеть его в качестве преподающего уроки пения по вольному найму. Отныне прекратить приглашать Н. Е. Першина на педагогические собрания. Разрешается призывать его при возбуждении в педагогическом собрании вопросов по поводу преподавания в семинарии пения; по рассмотрении же этих вопросов, он дол­жен удаляться из зала заседаний. Никаких приба­вок Н. Е. Першину не выдавать. В Хозяйственное Управление донести и просить кого следует, дабы неправильно полученное им добавочное содержа­ние с 1 сентября 1913 г. оставлено было бы за ним, а удержать с него 65 руб., т. е. со дня обнародования, или вернее сказать, того дня, как нам уяснилось, что Н. Е. Першин преподает уроки пения в Семинарии по вольному найму. При этом считаю нужным объ­явить, что не вижу никакой надобности в соеди­нении обязанностей учителя Образцовой школы с обязанностями преподавателя пения в семинарии. Регента III разряда не трудно найти для Семинарии; нам нужно для Семинарии авторитетного препода­вателя, получившего хотя бы среднее образование. Епископ Димитрий» (ГАРК. Ф. 113. Оп. 1. Д. 350. Л. 193-193 об.). Здесь, как мы видим, виновные в ситу­ации вообще не обозначены епископом Димитрием.

Между тем как оба случая, конечно, имели один и тот же источник происхождения - недосмотр ар­химандрита Вениамина, вызванный, очевидно, его увлеченностями другими, не административными сторонами деятельности на посту ректора семина­рии. Сюда можно отнести многочисленные коман­дировки, участие в съездах и прочих церковных и государственных мероприятиях. Об увлеченности контактами с внешним миром свидетельствует, на­пример, созданный им религиозно-философский кружок, ориентированный на широкие слои интел­лигенции. Сюда же можно отнести особое внимание архимандрита к классической русской литературе, как поводу для разговора с интеллигенцией, откуда потом появилась книга «Веруют ли умные люди»[2], написанная автором уже в 1930-е годы, в годы эми­грации. Но материал, судя по всему, начитывался задолго до 1930-х годов, и для этого требовалось время. Нам здесь интересно отметить то главное, что выделяет автор в религиозности русских клас­сиков. Во-первых, он отбирает произвольный круг «умных людей»; здесь и некоторые литераторы, и богослов святитель Игнатий Брянчанинов (тогда еще не прославленный), не очень известный теперь философ В. А. Кожевников, хирург Н. И. Пирогов. Во-вторых, митрополит Вениамин демонстрирует не стержень жизненного мировоззрения «умного человека», а большей частью эпизоды, связанные с проявлением веры у него или отдельного внима­ния к религии. Поэтому богоборец Горький у него соседствует со святителем Игнатием; о софинианстве (тоже вере) Владимира Соловьева не сказано ни слова. Вера здесь привязана к «психологическо­му состоянию» человека: «Человек во всем видит только то, что лежит в нем самом. Такова психоло­гия человека!» (Митрополит Вениамин 2001: 216). Словом, выходя с миссионерской проповедью к маловерующей или неверующей интеллигенции, митрополит Вениамин опирается на шаткую кон­струкцию «примеров», показывающих, что «умные люди», то есть сама же интеллигенция, по-разному относились к религии, от полного отрицания ее до абсолютного принятия. Что дает нового для мисси­онерства это «количественное перечисление» фак­тов религиозности? Скорее, ничего нового.

Миссионерство понималось митрополитом Вениамином несколько иначе, не в классическом его, церковно-православном виде, как понимал его епископ Димитрий (Абашидзе), а несколько в дру­гом ключе, как «умный разговор» и спор «умных людей», умных церковно и светски. Традиционное же миссионерство исходило из того, что Слово Бо­жие приходило к человеку через «Нагорную пропо­ведь», когда миссионер свидетельствовал, как Спа­ситель об истине, а неофиты ему внимали; сеялось зерно, которое должно было со временем взрасти. Митрополит Макарий Невский, сибирский мис­сионер, как замечает автор статьи в «Таврических епархиальных ведомостях», придерживался именно такой позиции: «Этот почтенный Владыка, теперь уже старец, говорит, что весьма существенным и главным недочетом проповеди современных мис­сионеров является излишне подробное раскрытие лжеучения противников православной Церкви в ущерб прямому сообщению святых истин право­славного вероучения» (И. А. 1911: 18).

В Церкви в начале XX в., после манифеста 17 октября 1905 г., появилась полемическая форма донесения истины, когда миссионеры приходили в сектантскую среду и вели там диспуты. Были, ко­нечно, такие споры о вере и в XVI в., при Иоанне IV, и в XVII в., когда разгорался раскол в Церкви, но это были отдельные эпизоды, не характерные для миссионерской деятельности. Когда святитель Ди­митрий (Абашидзе) прибыл на Таврическую кафе­дру, Церковью активно велась борьба с сектантами, и диспуты были составной частью миссионерской программы. Святитель впервые здесь столкнулся со столь активным полемическим противодействием, так что ему порой приходилось обращаться в Пе­тербург, в Синод с жалобами на «сектантские безо­бразия и наглые выходки, нарушение нравственных норм» (ГАРК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 4377. Л. 87. 1912 г.). Кстати сказать, опытные епархиальные миссионе­ры были недовольны такой формой миссионерства; они считали, что православные, приглашенные на диспут, набирались здесь больше отрицательного, чем положительного, а священники, направленные епархией на защиту веры, получали со стороны сек­тантов активный отпор, но главным образом нрав­ственного порядка, в виде насмешек, оскорблений, грубых издевательств (ГАРК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 4377. Л. 39 об.) Судя по всему, епископ Димитрий, не де­кларируя этого, отказался от данной формы борьбы с сектантством, потому в материалах последующих лет не встречается подобных дел.

Судьба тесно столкнула двух церковных иерар­хов еще раз в годы революции, когда в 1917 г. архи­мандрит Вениамин вынужден был перебраться из Твери на юг, в Крым. Он не пишет в воспоминаниях о конкретных обстоятельствах расставания с Тве­рью и Тверской духовной семинарией, лишь упо­минает, что семинаристов распустили по домам за «два-три дня» перед Февральской революцией, «за недостатком средств на содержание» (Митрополит Вениамин 2023: 192).

Судя по его описаниям событий Февральской революции в Твери, отличавшейся кровопролитием и жестокостями, именно эти обстоятельства заста­вили архимандрита удалиться из Твери в Москву «повидаться с друзьями». Приехав вскоре ненадол­го в Тверь, архимандрит отправился в Крым на ле­чение, откуда вернулся только после «подавления июльского восстания большевиков» (Митрополит Вениамин 2023: 196). Думается, тогда же архиман­дрит выяснил ситуацию со своим возможным пере­мещением из Твери в Крым, потому что в сентябре его кандидатура уже появилась в числе претенден­тов на ректорство.

В 1917 г. в Крыму, по новому положению, избра­ние ректора было возможно только на конкурсной основе. Прежний ректор Таврической семинарии, архимандрит Иринарх, был затребован Синодом на епископскую хиротонию в Петроград, после чего определен на свободную епископскую кафедру в Тобольск, по указу Синода от 8 июля 1917 г. (ГАРК. Ф. 113. Оп. 1. Д. 362. 1917 г.). Неясно, кто выдвинул его кандидатуру на эту должность, но пребывание в Крыму архимандрита Вениамина и вызов архи­мандрита Иринарха в Синод для нового назначения совпали. До сентября 1917 г. Таврическая семина­рия не имела ректора. К сентябрю определились с кандидатами на эту должность, их оказалось 10 че­ловек: 1) смотритель Уральского Духовного учили­ща протоиерей Василий Ярмолюк;

2) наблюдатель церковной школы Херсонской епархии протоиерей Никифор Блошенко;

3) преподаватель Волынской духовной семинарии протоиерей Александр Голо­сов;

4) настоятель Вознесенского собора г. Бердян­ска протоиерей Александр Лукин;

5) смотритель Озургетского духовного училища священник Ан­тоний Быков;

6) заведующий Киевской церков­но-приходской школы священник Александр Див­ногорский;

7) инспектор Городнянской Чернигов­ской губ. мужской гимназии Анатолий Федорович Гораин;

8) смотритель Мингрельского духовного училища священник Орест Гребинский;

9) ректор Тверской духовной семинарии архимандрит Ве­ниамин (Федченков);

10) инспектор Таврической духовной семинарии, исполняющий обязанности ректора протоиерей Сергей Николаевич Добромыслов.

На заседании Правления Таврической ду­ховной семинарии была проведена тайная балло­тировка, на основе которой ректором был выбран архимандрит Вениамин (11 шаров из 16), на втором месте протоиерей Сергий Добромыслов - 8 шаров из 16 (ГАРК. Ф. 113. Оп.1. Д. 362. Л. 38. 1917 г.). 30 сентября прошли выборы, а 20 октября 1917 г. ар­химандрит Вениамин приступил к обязанностям ректора Таврической духовной семинарии (ГАРК. Ф. 113. Оп.1. Д. 365. Л. 47. 1917 г.). Сам он в воспо­минаниях подчеркнул, что «по доброй памяти тав­рическая корпорация педагогов избрала ректором меня» (Митрополит Вениамин 2023: 218). Хотя это подано с большим упрощением ситуации с выбора­ми. Что касается роли архиепископа Димитрия, то мы исключаем, что он поддержал эту кандидатуру как-то косвенно, хотя могло быть и иначе, все было предоставлено им «на волю Божью».

Тем не менее, став второй раз ректором Тав­рической семинарии, архимандрит Вениамин, в общем-то, ведет себя здесь так же, как и в первый срок: сразу переключается на «внешнюю деятель­ность». Уже 24 октября он отсутствует на заседа­нии Правления семинарии, протоиерей Сергий продолжает выполнять обязанности и/о ректо­ра. 29 октября архимандрит Вениамин выбран от Таврической семинарии делегатом на Украинский церковный собор, который должен был заседать 3 недели. Решение подписал и/о ректора инспектор С. Рубинский (Митрополит Вениамин 2023: 144). Революционные события осени 1917 г. заставляли его постоянно отвлекаться на разного рода меро­приятия, не относящиеся напрямую к его ректор­ским обязанностям, хотя для самой семинарии это были тяжелейшие времена: Синод перестал оплачивать семинарский пансион (а это почти по­ловина учащихся, около 70 человек); дисциплина и успеваемость резко упали, что требовало от пе­дагогов особых усилий и неординарных действий. Но вновь подчеркнем: нигде в воспоминаниях это трагическое время для семинарии, которой руко­водил архимандрит Вениамин, не упоминается, потому что не о чем вспоминать. Говорится лишь о торжественной встрече его в семинарии после епископской хиротонии, после возвращения из Одессы в Симферополь: «В то время я был вторич­но ректором Крымской семинарии; семинаристы встретили меня как епископа, с сердечной любо­вью» (Митрополит Вениамин 2023: 287). Но стоит напомнить, что архимандрит Вениамин появился здесь в качестве ректора в октябре 1917 г., а не в феврале 1919 г.[3] Чем было заполнено его время с ноября 1917 г. по февраль 1919 г., то есть год с небольшим, неизвестно. В одной из опубликован­ных биографий сообщается, что все это время, по 18 декабря 1918 г., он провел в Киеве, в качестве участника Украинского верховного собора (Ми­трополит Вениамин 2024), хотя это неверно. Сам же митрополит пишет, что в 1917-1918 гг. он был участником Поместного собора в Москве, причем делегатом от Тверской епархии, от «корпорации дьячков»; а вот Украинский Киевский собор он относит к 1918-1919 гг., и делегировали его тогда преподаватели Таврической духовной семинарии. По документам же, архимандрит делегируется на Украинский собор в октябре 1917 г., вскоре после избрания на ректорство. Но он направляется не в Киев, а в Москву, на Поместный собор, который открылся 15 (28 августа) 1917 г., куда он имел так­же документ делегата от Тверской епархии. Точ­нее, архимандрит был выбран, а за документом отправился позже, в октябре 1917 г. (а не в феврале 1918 г., как сам он пишет) (Митрополит Вениамин 2023: 234). В Москву он попал в начале ноября, по­этому из «дел собора» вспоминает только бомбеж­ку Кремля красногвардейцами, которая пришлась на конец октября - начало ноября 1917 г. Архиман­дрит после приезда на собор разместился в Кремле и там попал под обстрел, скрываясь в подвальных помещениях с монахами. Потом, через какое-то время (9 декабря первая сессия, посвященная вы­бору патриарха, завершила работу)[4] архимандрит уезжает на родину в г. Кирсанов Тамбовской губ. к родителям, скорее всего за благословением на архиерейство, поскольку, очевидно, получил от патриарха такое предложение. Из Тамбовской губ. он вернулся в Москву, не столько для участия в со­боре, сколько для получения писем от патриарха: «Собор уже кончал свою десятимесячную работу, да и средств не было, и члены собора разъезжа­лись. Времена становились все труднее и сложнее. Мне нужно было возвращаться в Крым, на службу в семинарию. Кроме того, я был еще членом Укра­инского собора» (Митрополит Вениамин 2023: 240). Архимандрит Вениамин едет на Украину прямо из Москвы весной 1918 г. через Смоленск и Оршу. «В Киеве все казалось благополучно, мирно и сытно... Я привез с собой какие-то письма от Па­триарха Тихона и передал их по назначению духов­ным лицам» (Митрополит Вениамин 2023: 245).

До начала февраля 1919 г. продолжалось его пребывание в Киеве как участника Киевского со­бора. В Одессе, на пути возвращения в Крым, ар­химандрит был хиротонисан во епископа, викария Таврического архиепископа Димитрия, возглавив­шего тогда чин хиротонии во епископа. Главную роль в этом сыграло письмо патриарха Тихона, на основе которого собор Украинской Церкви и при­нял решение об архиерейской хиротонии архиман­дрита Вениамина. Как видим, и здесь архиепископ Димитрий выполняет роль скорее послушника па­триарха и собора, нежели инициатора хиротонии. Судя по всему, инициатива (опять в мягкой форме) была на стороне самого архимандрита Вениамина. Таким образом, после более чем годового отсут­ствия в Таврической семинарии, уже в статусе епи­скопа, он и был встречен семинаристами (почему-то не упоминаются ни преподаватели, никто другой) «с сердечной любовью». Но и после февраля 1919 г. епископу не удалось потрудиться на посту ректора Таврической духовной семинарии, потому что Се­вастопольское викариатство, да и разгорающаяся Гражданская война, активное участие в Белом дви­жении на Юге в качестве епископа Белой Армии и Флота, заменившего на посту главы военного и морского протопресвитера о. Георгия Щавельского, - требовали особых сил и времени. Таким обра­зом, его ректорство в 1917-1919 гг. в Таврической духовной семинарии можно считать формальным, поскольку все это время он отсутствовал, находясь в командировках.

Со стороны святителя Димитрия (Абашидзе) мы не наблюдаем никаких «человеческих» эмоций по поводу столь малоэффективной деятельности митрополита Вениамина ни в первый срок его рек­торства в Таврической семинарии, ни во второй срок. Таврический владыка ведет себя спокойно и сдержанно, хотя, судя по приведенным данным, все понимает, всякий раз трезво оценивает ситуацию, даже пытается мягко подвигнуть того на покаяние, переосмысление своего отношения к порученному ректорскому служению. Архиепископ до последне­го дня, до прощания перед отплытием епископа Ве­ниамина с армией Врангеля в Константинополь, не осуждает ничего из того, что порой неправильно делает его собрат по архиерейству. В этой ситуации со стороны епископа Вениамина не было повода «бросить камень» в сторону архиепископа Дими­трия, поэтому он пишет о нем, хотя и кратко, по существу: «Я запомнил святительское слово (при хиротонии. - Д. Г.) моего архиепископа (которого любил и люблю) на всю жизнь» (Митрополит Ве­ниамин 2023: 288). И все же, как нам видится, это была «любовь», чуть ли не как «ко врагу», как это заповедовал Спаситель в Нагорной проповеди, по­тому что в глубинной основе эти два человека, ско­рее всего, так и не смогли стать близкими по духу. Слишком многое их разделяло, и прежде всего - понимание церковного служения; слишком много было светскости во «внешней деятельности» ми­трополита Вениамина, слишком подчинена была его жизнь внешним явлениям: карьере, успехам, - тщательно скрытым за аскетическими формами и сюжетами (неизвестно, вольно или невольно; как духовный человек, он, вероятно, с этим боролся, но не хотел посвящать широкую публику в дета­ли этой внутренней борьбы). Им много написано о благочестивых людях, подвижниках и святых, имеются богословские работы, мемуары, но суще­ствует и ясно им высказанная в мемуарах позиция, оправдывающая гонения на Русскую Православ­ную Церковь, изъятие церковных ценностей, су­ществует ярко выраженная двойственность (Ми­трополит Вениамин 2023: 252-253). Скажем, о по­следнем он пишет: «Я никогда не любил политики и не занимался ею...». А на деле именно он, вместе с архиепископом Феофаном (Быстровым), вводят Григория Ефимовича Распутина в большой свет Петербурга, делают его ярчайшей «политической фигурой» (Митрополит Вениамин 2023: 251-252), трагической для российской предреволюционной государственности. Он преклоняется и благоговеет перед о. Иоанном Кронштадтским и не принимает поддержанное им общественно-политическое дви­жение «Союз русского народа», хотя здесь провоз­глашались и защищались как будто и им исповеду­емые мировоззренческие аксиомы: «православие, самодержавие, народность». Но епископ Вениамин возглавляет военное и морское духовенство Белой Армии в 1919 г., которая отличается индифферент­ностью и к первому, и ко второму, и к третьему, о чем он подробно пишет в воспоминаниях. Итак, во всем он оправдывает власть большевиков за наси­лие над Церковью и народом и при этом обвиняет власть Петра I за то же насилие. Он судит патри­арха Тихона за анафему большевикам, а священномученика Вениамина Петроградского - за про­тивостояние большевистскому изъятию святынь из храмов, но оправдывает большевиков за Брест­ский мир. Он допускает как архиерей вести речь в своей книге воспоминаний «не с церковной точки зрения», а «с общечеловеческой» (Митрополит Ве­ниамин 2023: 249, 250, 253-254, 258). Поэтому, хотя он и принимает на себя, находясь в ноябре 1917 г. в Кремле, бомбовые удары красноармейцев, но серд­це у него не разрывается от боли «за святыню», как оно разрывалось у архиепископа Димитрия (Аба­шидзе) или епископа Нестора (Анисимова) в это же время. Нет ни одного «дорогого» слова об этом. Он не раз говорит о своих «правых воззрениях», но на деле его «правота» была лишь «кругом обще­ния с правыми», полезными знакомством с ними, его «правота» не более чем слова о ценностях, а не крупные жизненные поступки, вытекающие из право-христианского русского мировоззрения. В поступках митрополит Вениамин был скорее цер­ковный либерал, чем человек правых убеждений. Вот почему, если вернуться к главной теме - взаи­моотношениям двух иерархов, то будет совершен­но правильным сделать вывод о глубокой разнице этих двух людей, которых промысел Божий сводил не раз вместе для пользы друг друга, но каждый из них понимал это по-своему: один духовно и цер­ковно, другой же, в немалой степени, по-светски, как «счастливый» или «несчастный» случай.

Источники

ГАРК - Государственный архив Республики Крым.

И. А. 1911 - И. А. Исповедь современного миссионера // Таврический церковно-общественный вестник. 1911. № 1/2.

Митрополит Вениамин 2001 - Митрополит Вениамин (Федченков). В. Г. Короленко. А. М. Горький. Епи­скоп Игнатий (Брянчанинов). Н. И. Пирогов. В. С. Соловьев. С. Н. Трубецкой // Духовный собеседник. Журнал Самарской епархии Русской Православной Церкви. 2001. № 3(27). С. 208-237.

Митрополит Вениамин 2003 - Митрополит Вениамин (Федченков). Духовный лик Польши. Католики и католичество. М.: Пренса, 2003.

Митрополит Вениамин 2023 - Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже эпох. М.: Издательство «Отчий дом», 2023.

Митрополит Вениамин 2024 - Митрополит Вениамин (Федченков): литература об авторе // Православный портал «Азбука веры». Раздел «Православная библиотека»: https://azbyka.ru/otechnik/Veniamin Fedchenkov/ (дата обращения: 02.01.2024).

О неразумных развлечениях 1912 - О неразумных развлечениях (Из творений Св. Василия Великого) // Таврический общественно-церковный вестник. 1912. № 3. С. 29-37.

Определение Святейшего Синода 1912 - Определение Святейшего Синода // Таврический обществен­но-церковный вестник. 1912. № 3.

Отбытие из духовной семинарии 1911 - Отбытие из духовной семинарии бывшего ректора архимандрита Серафима // Таврический общественно-церковный вестник. 1911. № 26.

Прощальное слово 1912 - А. В. Прощальное слово // Таврический общественно-церковный вестник. 1912. № 12. С. 465-468.

Хроника 1911а - Хроника // Таврический общественно-церковный вестник. 1911. № 12/13.

Хроника 1911 б - Хроника // Таврический общественно-церковный вестник. 1911. № 22.

Научная литература

Бэттс Р., Марченко В. Духовник царской семьи Святитель Феофан Полтавский (1874-1940) / предисл. игу­мена Германа с братией. М.: Российское отделение Валаамского общества Америки, 1994.

Просветов Р Жизненный путь митрополита Вениамина (Федченкова). 1880-1961 / сост. Р. Просветов. М.: Правило веры, 2022.

Малов А. Жизненный путь и пастырское служение митрополита Вениамина (Федченкова). Сб. материалов. Б. м., б. г. // Архив библиотеки Московской духовной академии (инд. № 165788; Б-10, В29)

Пученков А. С., Калиновский В. В. Духовный форпост России. Православное духовенство Крыма в 1914­1920 годах. СПб.: Владимир Даль, 2020.

Протодиакон Василий Марущак. Архиепископ Димитрий, в схиме Антоний (Абашидзе). Жизнеописание. Слова, воззвания и письма. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2006.

Рылкова Л. П. Биографические сведения о братии Киево-Печерской Лавры, пострадавшей за Православ­ную веру в 20 столетии. Киево-Печерская Свято-Успенская Лавра, 2008.

[1] Письмо опубликовано. См.: Ломоносов А. В. Вениамин // Розановская энциклопедия / сост. и гл. ред. А. Н. Николюкин. М.: РОССПЭН, 2008. С. 189.

[2] Рукописный вариант книги сохранился в архиве митрополита Мануила (Лемешевского); издан в журна­ле «Духовный собеседник. Журнал Самарской епархии Русской Православной Церкви» в виде отдельных очерков; указан автор: Митрополит Вениамин (Федченко): А. С. Пушкин (к юбилею. 1937-1937) [1999. № 1(17)-2 (18). С. 252-265]; В. А. Жуковский [1999. № 3(19)-4(20). С. 222-238]; Н. В. Гоголь [2000. № 1(21). С. 162-194]; И. С. Тургенев [2000. № 2 (22). С. 174-202]; Ф. М. Достоевский [2000. № 3(23). С. 150-162]; А. П. Че­хов [2000. № 4(24). С. 148-192]; Л. Н. Толстой (1828-1910). М. Е. Салтыков-Щедрин [2001. № 1(25)-2(26). С. 182-202]; В. Г. Короленко. А. М. Горький. Епископ Игнатий (Брянчанинов). Н. И. Пирогов. В. С. Соловьев. С. Н. Трубецкой [2001. №3(27). С. 208-237]; В. А. Кожевников [2001. № 4(28). С. 188-200].

[3] По постановлению Священного Синода Украинской Автономной Церкви, действовавшего под председа­тельством митрополита Платона (Рождественского), в Одессе архимандрит Вениамин 10 февраля 1919 г. был хиротонисан во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии, и определен на должность настоятеля Херсонесского монастыря в Одессе. Хиротония состоялась в Покровском соборе Севастополя, ее возглавил архиепископ Димитрий (Абашидзе) в сослужении других иерархов. См.: Православный пор­тал «Азбука веры». Раздел «Православная библиотека»: https://azbyka.ru/otechnik/Veniamin Fedchenkov/ (дата обращения: 02.01.2024).

[4] Он сообщает, что возвращается из поездки к родителям в Москву на собор, когда заканчивалась его деся­тимесячная работа, а это, если считать с августа 1917 г., - июнь 1918 г. И в то же время пишет далее, что из Москвы он едет на Украину весной 1918 г. По официальным данным, Вторая сессия собора проходила с 20 января по 7 (20) апреля 1918 г.

Источник: Гоцкалюк Д.Д., прот. История взаимоотношений святителя Димитрия (Абашидзе) с митрополитом Вениамином (Федченковым) // Традиции и современность. 2024. № 39. С. 3-19