Общецерковная аспирантура и докторантура
им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия

Единство смысла и образа священномученика архиепископа Серафима (Остроумова) как информационно-практическое трезвучие пастырства
Единство смысла и образа священномученика архиепископа Серафима (Остроумова) как информационно-практическое трезвучие пастырства
Приблизительное время чтения: 30 мин.
100%


Аннотация: Статья епископа Серафима (Амельченкова), доктора теологии, кандидата исторических наук, профессора кафедры церковно-практических дисциплин ОЦАД посвящена изучению формирования монашеского и епископского образа священномученика Серафима (Остроумова; 1880–1937) через его связь с Московской духовной академией. Показано, что характерной особенностью пастырской деятельности священномученика Серафима было его самоотверженное служение Церкви и народу даже тогда, когда революционные настроения затронули различные слои российского общества, включая духовные учебные заведения. Делаются выводы: 1) годы учебы в Московской духовной академии оказали серьезное воздействие на формирование у будущего священномученика Серафима устойчивого представления об учености как важной компоненте образа монаха и архиерея, чему способствовала его блестящая успеваемость, соприкосновение с замечательными интеллектуалами академической, архиерейской и монашеской среды, отличное знание иностранных языков; 2) сложные обстоятельства, заложником которых оказался иеромонах Серафим в начале своей преподавательской деятельности, привели его к практическому осознанию несгибаемой внутренней силы духа в качестве объективного параметра образа монаха и, затем, епископа; 3) в стенах Московской духовной академии священномученик Серафим усвоил, что ученый статус преподавателя, монаха и епископа не дается раз и навсегда, но требует регулярной верификации; 4) священномученику Серафиму как монаху и епископу удалось обрести золотой серединный путь и явить своей личностью образец разностороннего архипастыря, чей монашеско-епископский образ — это тоническое трезвучие учености, простоты и практического пастырства; 5) в современных реалиях церковной жизни пастырский дискурс и духовное наследие священномученика Серафима приобретают особую актуальность, в том числе в процессе подготовки молодых пастырей.

***

В истории русской культуры и Православия широко известны примеры пастырства, выразившегося в выдающемся служении вере и Отечеству. Среди таких подвижников можно назвать имена святых преподобных Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Амвросия Оптинского, святителей Филарета (Дроздова) Московского и Луки (Войно-Ясенецкого) Крымского и мн. др. В эту плеяду по праву входит замечательный русский архипастырь первой половины XX в., священномученик архиепископ Серафим (Остроумов) — яркий выразитель реализации тонического трезвучия учености, простоты и практического пастырства. Его образ монаха и пастыря формировался в стенах Московской духовной академии, в которой он учился и затем стал преподавать.

Как известно, образ — важное философское, богословское и психологическое понятие, в широком смысле означающее форму репрезентации чего-либо. Возникая в результате запечатления одного объекта в другом, образ предстает в качестве воспринимающей формации [13, c. 102]. Образ сопряжен с «состоянием идеального бытия, как результатом и предпосылкой актов идеальной деятельности, соотнесенным с предметом» [15]. Адекватность образа и его множественные частные смыслы предопределяются особенностями той или иной философской концепции [8]. Так, в средневековой религиозной философии образ Бога представляется в виде проекции той сущности, которая конституирует существо человека [9, c. 112]. С этим удачно коррелирует само значение русского слова «образ», производимого от глагола «образовывать», то есть «создавать». Отсюда видно, что понятие образа имеет значение единицы содержания и является аналогом таких древнегреческих философских категорий как идея, эйдос, форма. Исходной для нас остается гегелевская позиция, согласно которой образ выступает неотъемлемым компонентом символа, другой его компонент — смысл [10, c. 32]. Это позволяет говорить о том, что образ есть выражение смысла.

Цель данного исследования — представить формирование монашеского и епископского образа священномученика Серафима (Остроумова) через его связь с Московской духовной академией, старейшим учебным заведением России наряду с Московским университетом.

Под эгидой своей alma mater будущий исповедник веры и Церкви прошел первый этап монашеского и пастырского формирования, который можно определить как фундаментальный. Блестящая учеба в академии, знакомство с известными архипастырями, пастырями и профессорами того времени, начатые здесь научно-исследовательская деятельность и преподавательская работа, сопряженная с непростыми искушениями и сложными перипетиями, во многом создали для священномученика Серафима образы монаха и архиерея, которым он стремился соответствовать на протяжении последующей жизнедеятельности.

Священномученик Серафим, в миру Михаил Митрофанович Остроумов, родился 6 (19) ноября 1880 г. в Москве в многодетной семье псаломщика [14, c. 128; 11, c. 111; 2].

Впоследствии, будучи епископом, священномученик Серафим так написал о своем происхождении и пастырском призвании: «Я — сын псаломщика, и все мое детство и юность прошли среди нужды и лишений. С юности я был одушевлен желанием служить народу и бедноте, находившимся в тяжелых условиях не только материальной, но и духовной нужды» [1]. Данная идея действительно стала ключевым лейтмотивом пастырства священномученика Серафима. Характерной особенностью его пастырской деятельности явилось самоотверженное служение Церкви и народу, зачастую пребывавшему в бедности и терпевшему различные лишения.

Окончив Московское Заиконоспасское духовное училище (1894 г.) одним из лучших, он поступил в Московскую духовную семинарию, по окончании которой по первому разряду (1900 г.) продолжил обучение в Московской духовной академии [17, c. 132; 11, c. 111]. За время обучения, при «отличном» поведении, по всем предметам семинарского курса Михаил показал «отличные» и «очень хорошие» успехи. Хочется отметить, что такие высокие оценки он получил, в том числе, по древним и современным языкам — греческому, латинскому, французскому и немецкому [3, Д. 2880. Л. 2].

Ректорами Московской духовной академии в этот период являлись талантливые богословы и интеллектуалы—епископ Арсений (Стадницкий) и епископ Евдоким (Мещерский), которые, однако, по-разному проявили себя в годы предстоявшей церковной смуты. Следует отметить, что однокурсником по академии будущего священномученика Серафима был иеромонах Алексий (Симанский)—будущий патриарх Московский и всея Руси. В июне 1904 г. Михаил Остроумов «с отличным успехом» окончил академию и был удостоен степени кандидата богословия с предоставлением права на получение степени магистра богословия без новых устных испытаний [4, c. 74–76, 158, 210]. По всем предметам он получил «отличные» оценки, включая — подчеркну — еврейский, греческий и немецкий языки. Единственная «очень хорошая» оценка в дипломе была по нравственному богословию [3, Д. 2880. Л. 7–8]. Кроме того, Михаил вошел в число воспитанников, получивших наивысшие оценки (Комментарий 1) за подготовку и произнесение проповедей [4, c. 327–328]. Его оставили при академии профессорским стипендиатом и в том же 1904 г. отправили в поездку по Италии, Швейцарии, Франции и Германии для ознакомления с практикой проповедничества. Последнее также указывает на великолепное владение им иностранными языками [4, c. 157–160, 210, 292–293].

Кандидатское сочинение Михаила Остроумова было написано на тему «Явление Воскресшего Господа ученикам». К сожалению, на данный момент не удалось найти текст этого труда. Однако сохранилась рецензия, написанная на эту работу заслуженным ординарным профессором М.Д. Муретовым, отметившим ее высокий научный уровень [4, c. 134–135].

Обширный труд Михаила Остроумова имел объем в 695 страниц, помимо введения состоял из двух больших частей — исагогической и экзегетической. Первая часть посвящена изложению и разбору отрицательных взглядов на предмет диссертации, исследованию о месте, времени, числе и порядке явлений Воскресшего Господа и раскрытию свойств Его тела после воскресения. Вторая часть представляет частное толкование текста евангельских повествований о явлениях Воскресшего Господа Марии Магдалине и другим женам-мироносицам, о приходе апостолов Петра и Иоанна ко гробу Спасителя, а также о явлениях Господа эммаусским путникам, всем ученикам в день воскресения вечером, в восьмой день, при озере Тивериадском, на горе Галилейской и в сороковой день при вознесении на небо [4, c. 134–135].

Среди достоинств работы М.Д. Муретов указывал на правильную постановку основной задачи, связанной с выяснением нравственно-религиозного значения Воскресения Господа, Его явлений ученикам и вознесения на небо. При написании своего труда Михаил Остроумов весьма обстоятельно и умело использовал широкий круг как древнепатристической, так и современной ему западноевропейской и русской научной литературы по библеистике. В особенности труды немецких католических и протестантских теологов либерального направления Августа Брандта (August Brandt), Теодора Кейма (Theodor Keim) и Августа Небе (August Nebe). В разборе отрицательных суждений автор довольно основателен, а в раскрытии положительных церковных воззрений придерживается строгой православной позиции. Диссертация написана научным и в тоже время понятным языком, который, по словам рецензента, «обработанный, простой и деловой» [4, c. 134–135].

Из слабых моментов работы М.Д. Муретов отметил: 1) отсутствие специального филологического исследования автором лингвистических трудностей евангельского текста; 2) недостаточно полное и углубленное раскрытие богословско-созерцательной стороны христианского учения о теле Воскресшего и Вознесшегося Господа; 3) недостаточное всестороннее уяснение понятий тела духовного, душевного и материального — σώμα и σάρξ, ψυχή и πνεῦμα, νοῦς и прочих связанных с этим терминов (по-видимому, автор придерживался дуалистического взгляда на субстанциальность тела и духа), а также значения явления Господа апостолу Павлу [4, c. 134–135].

Между тем перечисленные недостатки, по мнению М.Д. Муретова, нисколько не умаляли обстоятельности и серьезности представленного труда, который не только вполне удовлетворял всем требованиям, представлявшимся к сочинениям на соискание степени кандидата богословия, но и заслуживал особого поощрения [4, c. 134–135].

Совет Московской духовной академии от 3 (16) июня 1904 г. постановил оставить Михаила Остроумова для подготовки к замещению вакантных преподавательских кафедр в будущем учебном году и назначил ему с 16 (29) августа содержание в 700 рублей, направив данное предложение на утверждение митрополита [4, c. 159–160, 210].

Первый вывод, который можно сделать из вышеизложенного, состоит в том, что годы учебы в Московской духовной академии оказали серьезное воздействие на формирование у будущего священномученика Серафима устойчивого представления об учености как важной компоненте образа монаха и архиерея. Как видно, этому способствовала его блестящая успеваемость, соприкосновение с замечательными интеллектуалами академической, архиерейской и монашеской среды, отличное знание иностранных языков, акцент на гомилетическом искусстве, студенческое товарищество с близкими по складу коллегами. Монах-интеллектуал, епископ-интеллектуал стали для священномученика Серафима персональным типом его духовной личности.

Завершив учебу в академии, профессорский стипендиат Михаил Остроумов вступил в число братии Московского Богоявленского монастыря, где 14 (27) сентября 1904 г. викарием Московской епархии епископом Дмитровским Трифоном (Туркестановым) был пострижен в монашество с именем Серафим, в честь св. преп. Серафима Саровского [14, c. 129; 4, c. 303–304]. 18 сентября (1 октября) того же 1904 г. монах Серафим был рукоположен епископом Трифоном в иеродиакона, а 19 сентября (2 октября), им же посвящен в иеромонаха [11, c. 111; 21, c. 141]. В последующем владыка Трифон и его постриженик отец Серафим стали друзьями. Епископ Трифон, по словам самого священномученика Серафима, явился для него «учителем, руководителем и отцом» [21, c. 141].

Епископ Трифон (Туркестанов), впоследствии митрополит, оказал огромное воздействие на становление иеромонаха Серафима как пастыря, в значительной степени повлиял на воспитание в нем высоких духовных качеств и выбор им пастырского служения как своего жизненного пути. При изучении биографий обоих видна определенная схожесть — оба начали свой монашеский подвиг во Введенской Оптиной пустыни, являлись настоятелями монастырей, ректорами духовных семинарий и педагогами, проявили себя талантливыми проповедниками и ревнителями церковных богослужений, отстаивали православную веру перед лицом притеснений и антирелигиозной пропаганды со стороны большевистской власти.

На заседании Совета Московской духовной академии от 23 сентября (6 октября) 1904 г. ректор епископ Волоколамский Евдоким (Мещерский) выступил с предложением назначить иеромонаха Серафима (Остроумова) преподавателем на вакантную кафедру гомилетики и истории проповедничества. Епископ Евдоким являлся штатным экстраординарным профессором этой кафедры до своего определения на пост ректора в декабре 1903 г. Преподавательской деятельности он не оставил, но теперь нуждался в помощнике. Выступая перед членами Совета, епископ Евдоким отметил, что, неся службу в академии почти шесть лет, он видел как профессора, покидавшие ту или иную кафедру, рекомендовали вместо себя своих кандидатов, и их мнения обычно уважались. При этом ректор указывал, что ему нужен не полноценный заместитель по кафедре, а лишь помощник. Иеромонаха Серафима он рекомендовал не только как профессорского стипендиата, имеющего право на занятие этой должности, но и как человека, отличающегося незаурядными теоретическими и практическими проповедническими талантами. Епископ Евдоким говорил о том, что отец Серафим уже обладает частичной научной подготовкой, чему способствовала, в том числе, его поездка по странам Западной Европы, а имеющиеся недостатки он может легко восполнить в течение года. Заметил ректор и то, что, «по мнению многих серьезных людей», богословские предметы должны преподавать духовные лица: «Учить других духовной жизни и искусству слова лучше всего тому, кто сам опытно изведал эту жизнь в молитве и богослужении, в живом и деятельном служении народу». Относительно своей рекомендации епископ Евдоким подчеркнул, что она в полной мере соответствует Уставу духовных академий. В случае несогласия Совету предлагалось рассмотреть кандидатуры двух других иеромонахов [3, Д. 5146. Л. 30–31; 4, c. 282, 292–293].

Ректора поддержали инспектор академии экстраординарный профессор архимандрит Иосиф (Петровых), профессора А. Беляев и А. Введенский. Между тем Совет академии, несмотря на все обоснования, определил пригласить на вакантное место другого человека. Однако, митрополит Московский и Коломенский Владимир (Богоявленский) своей прямой резолюцией за № 4921 от 28 октября (10 ноября) 1904 г. назначил исполняющим должность доцента по кафедре гомилетики и истории проповедничества иеромонаха Серафима (Остроумова): «На кафедру гомилетики утверждается иеромонах Серафим. Как человеку, обличенному священным саном и отличающемуся, по засвидетельствованию Преосвященного ректора и профессора гомилетики, не теоретическою только, но и практическою проповедническою подготовкою, о. Серафиму без всякого нарушения справедливости может быть дано преимущество в настоящем случае» [4, c. 296–297, 303; 18, c. 114].

Решение митрополита Владимира увеличить численность консервативно настроенных преподавателей из числа монахов и духовенства, не нашло должной поддержки в академической среде и было воспринято некоторыми негативно [11, c. 111]. Все это поставило в сложную ситуацию неискушенного в интригах молодого иеромонаха Серафима.

Тем не менее, Совет академии согласился с утверждением о. Серафима исполняющим должность доцента. На заседании от 18 ноября (1 декабря) 1904 г. резолюция митрополита была принята к исполнению, иеромонаха Серафима внесли в формулярный служебный список и назначили ему для чтения лекций студентам III курса два часа в неделю [4, c. 304].

Но приступить к преподаванию отцу Серафиму не пришлось. Весь учебный год студенты саботировали его лекции, впрочем, как и занятия других преподавателей. Революционные настроения в то время затронули различные слои российского общества, в том числе сферу духовных учебных заведений. На заседании Совета академии от 29 мая (11 июня) 1905 г. ректор епископ Евдоким сообщал, что в 1904/1905 учебном году лекции по гомилетике и истории проповедничества студентам III курса были прочитаны им самим. Иеромонах Серафим не начал преподавания сначала с его дозволения, а затем ввиду отпуска до 1 (14) мая 1905 г., разрешенного ему резолюцией митрополита Владимира за № 1064 от 9 (22) марта 1905 г. [5, c. 149–150].

В октябре 1905 г. студенты требовали коренных реформ, в частности введения в Московской духовной академии Временных правил от 27 августа (9 сентября) об автономии университетов. До принятия таковых они объявляли о прекращении посещения занятий [5, c. 358].

Политические и общественные события, начавшиеся в Российской Империи еще с середины XIX века и активно затронувшие учащуюся молодежь, не обошли стороной студентов духовных академий и семинарий. Уже в 1880-х гг. в академическую и семинарскую среду стали проникать социалистические идеи. Свидетельством влияния революционных взглядов на духовное юношество являются многочисленные доклады ректоров семинарий и академий в Святейший Синод [20, c. 40].

О причинах таких настроений в духовных учебных заведениях и о нравственном состоянии их воспитанников в конце XIX — начале XX вв. писали многие иерархи, священнослужители, церковные и общественные деятели того времени. Так, митрополит Евлогий (Георгиевский) считал революционные настроения следствием социальной несправедливости: «забитость, униженное положение отцов сказывалось бунтарским протестом в детях» [12, c. 19]. Митрополит Вениамин (Федченков) связывал ситуацию в духовных школах с пробелами в воспитании, с укоренением убеждений «кто умный, тот неверующий» [7, c. 30–31].

Согласно поданному прошению, митрополит Владимир направил иеромонаха Серафима в Введенскую Оптину пустынь, где он, как простой монах, нес различные послушания — вначале трудился на кухне, а затем был канонархом [14, c. 129]. 

Пребывание священномученика Серафима в Оптиной пустыни имело большое значение для его монашеского и пастырского становления. Как известно, Оптиной пустыни принадлежит особая роль в развитии православного монашеского подвижничества и пастырства. Оптинские старцы XIX — начала XX вв. стали примером аскезы и молитвы с одновременной открытостью к духовным проблемам своих современников [22, c. 173–202]. Здесь иеромонах Серафим проникся этим подлинным монашеским духом, приобщился пастырскому наследию святых оптинских подвижников. В каком-то смысле погружение в жизнь Оптинского монастыря—с одной стороны, и тесная связь с митрополитом Трифоном (Туркестановым) — с другой, позволяют определять священномученика Серафима как духовного последователя и носителя пастырских и монашеских традиций оптинских старцев. 

Второй вывод, вытекающий из сказанного, состоит в том, что сложные обстоятельства, заложником которых оказался молодой иеромонах Серафим в самом начале своей преподавательской деятельности в Московской духовной академии, приводят его к практическому осознанию несгибаемой внутренней силы духа в качестве объективного параметра образа монаха и, затем, епископа. С этого момента монашеское и пастырское служение для него будет тесно связано с необходимостью перманентного преодоления различных трудностей. Пребывание иеромонаха Серафима в Оптиной пустыни на самых обычных послушаниях демонстрирует на примере его личности возможность гармоничного симбиоза учености и простоты в образе монаха и архиерея.

К осени 1905 г. отец Серафим вернулся в Московскую духовную академию, но заняться преподаванием не смог из-за забастовки студентов [6, c. 34]. Однако это не помешало ему продолжить научно-исследовательскую работу. Известно, что в это время он занимался изучением гомилетического наследия митрополита Ростовского Арсения (Мациевича). На заседании Совета Московской духовной академии от 5 (18) ноября 1905 г. рассматривался рапорт иеромонаха Серафима, в котором он просил выписать ему на четыре месяца двенадцать томов рукописей митрополита Арсения, хранящихся в библиотеке Ярославской духовной семинарии [5, c. 375]. В январе 1906 г. иеромонах Серафим пропустил пять лекций по болезни [6, c. 34].

Тем временем обстановка в академии продолжала оставаться на пряженной. Несмотря на введение Временных правил об автономии академии, настроения студентов все еще были бунтарскими. 19 февраля (4 марта) 1906 г. ректору было направлено заявление от имени студентов четырех курсов, в котором декларировалось, что после вступления Временных правил об автономии они считают фактическое вступление иеромонаха Серафима в должность преподавателя «крайним и резким нарушением основ академической автономии». Студенты указывали на то, что отца Серафима утвердили административным путем, и что Совет не назначал для него положенных пробных лекций. Ввиду этого учащиеся постановили не посещать занятия иеромонаха Серафима [6, c. 60–61]. Экстренно созванный по этому поводу Совет академии от 21 февраля (6 марта) обсудил данное заявление и поручил ректору сообщить о нем митрополиту Московскому Владимиру частным письмом. Владыка распорядился еще раз обсудить это обращение на Совете и подготовить постановление для отправки в Святейший Синод, в котором отразить, что согласно Уставу духовных школ, «увольнение и удаление должностных лиц значится в числе дел Совета академии, представляемых на утверждение Епархиального Преосвященного». Таким образом, митрополит Владимир настаивал на неизменности своего решения [6, c. 61].

Повторное рассмотрение Советом заявления студентов состоялось 11 (24) апреля. Как видно из документов, отец Серафим оказался заложником конфликтной ситуации между митрополитом Владимиром и духовной академией. В своем постановлении Совет констатировал, что лишен нравственной возможности применить какие-либо моральные меры для побуждения студентов к посещению лекций иеромонаха Серафима, поскольку при его назначении исполняющим должность доцента были допущены нарушения устава духовных академий 1884 г. Митрополиту Владимиру ставилось в укор то, что он проигнорировал мнение большинства членов Совета и назначил отца Серафима собственным решением. Совет также отмечал, что перед своим назначением иеромонах Серафим пробыл профессорским стипендиатом только три месяца, вместо положенного года, не прочел двух пробных публичных лекций и т.д. Ввиду изложенного Совет постановил просить митрополита Владимира об освобождении отца Серафима от преподавания в академии [6, c. 61–64].

Содержание журналов заседаний Совета академии свидетельствует о глубокой конфронтации в преподавательской среде. Так, ректор епископ Евдоким хоть и согласился с постановлением Совета, тем не менее, выразил свое особое мнение, в котором подчеркнул, что считает назначение иеромонаха Серафима законным, а его самого— способным к преподаванию гомилетики: «Признавая положение о. Серафима в академии законным и к преподаванию гомилетики правоспособным, я все же, при наличности современных условий академической жизни и при существенно изменившимся церковно-общественном направлении в решении основных вопросов нашей школы даже в самих правящих церковных сферах, не нахожу нужным настаивать на удержании о. Серафима при академии» [6, c. 64].

Более решительную позицию занял инспектор академии архимандрит Иосиф (Петровых). Он заявил, что лишь по недоразумению назначение иеромонаха Серафима сопровождалось ненадлежащим выполнением различных формальностей, и отказался поставить свою подпись в данном журнале, учитывая явно тенденциозный характер всего дела. Отец Иосиф указал, что в 1904/1905 учебном году иеромонах Серафим не приступил к чтению лекций не по причине неподготовленности, а потому, что уже тогда студенты отнеслись с недоверием к быстрому решению митрополита. Инспектор отметил и то, что в течение двух последних учебных лет из-за студенческих забастовок к преподавательской деятельности не приступил не только один отец Серафим, но и многие другие члены профессорско-преподавательской корпорации. Архимандрит Иосиф полагал, что введенные Временные правила об автономии создают в академии невыносимую обстановку для монахов, в связи с чем счел правильным поддержать ходатайство Совета о назначении иеромонаха Серафима на другую должность: «ввиду невозможного положения, создаваемого вообще для монашествующих в духовной школе новейшими реформационными экспериментами в духе „Временных правил”» [6, c. 64–65].

Солидарное мнение высказал профессор А.Д. Беляев, который указал, что отцу Серафиму в принципе не было предложено прочесть пробные лекции, а также то, что преподавание он не смог начать не по своей вине. Профессор М.Д. Муретов назвал заявление студентов «явлением небывалым» [6, c. 65–67].

Между тем бунтарски настроенные студенты не ограничились данным заявлением. Они также настойчиво требовали, чтобы свои должности оставили ректор и инспектор [6, c. 230–231].

В результате под давлением либеральной части профессорско-преподавательской корпорации и радикально настроенных студентов иеромонаху Серафиму и инспектору архимандриту Иосифу пришлось покинуть Московскую духовную академию (Комментарий 2).

Рассмотрение данного дела в Святейшем Синоде показало, что назначение иеромонаха Серафима исполняющим должность доцента Московской духовной академии было законным. В изданном по этому поводу указе за № 5993 от 2 (15) июня 1906 г. отмечалось, что решение митрополита Московского Владимира было принято до введения Временных правил и полностью соответствовало § 15 устава духовных академий. Синод признал действия студентов против отца Серафима нарушающими основные принципы учебно-воспитательной системы, нравственно недопустимыми и совершенно лишенными какого-либо повода. Невнимательное и равнодушное отношение к подобным студенческим поступкам Синод расценил как пренебрежение Советом академии своими обязанностями. Совету было поставлено на вид неправильное реагирование на нарушения студентами порядка и дисциплины [6, c. 230–232].

По согласованию с митрополитом Владимиром иеромонах Серафим написал прошение о зачислении в братию Введенской Оптиной пустыни. Но Святейший Синод постановил направить его на Холмщину в Царстве Польском [6, c. 195].

В качестве третьего, заключительного, вывода, необходимо отметить следующее. Ученый статус преподавателя, монаха и епископа не дается раз и навсегда, но требует регулярной верификации. Маркером принадлежности к научной сфере является не единожды в прошлом написанная и защищенная диссертация, а постоянно осуществляемая научно-исследовательская деятельность. В стенах Московской духовной академии священномученик Серафим, собственно, и усвоил такой взгляд на ученое монашество. В то же время научная работа стала для него хорошим инструментом самосовершенствования и поддержания внутренней силы духа в критической ситуации, когда вместо апатии он полностью погрузился в исследование рукописей митрополита Арсения (Мациевича). Научную деятельность он продолжит и во время служения на Холмщине, где, будучи настоятелем Свято-Онуфриевского Яблочинского монастыря, станет писать труд по его истории.

Испытания, через которые прошел священномученик Серафим в академии в начале своего монашеского и пастырского пути, не только закалили его, но и в будущем способствовали удачному совмещению учености и практического пастырства в его персонифицированном образе монаха и епископа. В 1907–1914 гг. он будет настоятелем СвятоОнуфриевского монастыря, в 1914–1916 гг.—ректором Холмской духовной семинарии, а с 1916 г.— епископом Бельским, викарием Холмской епархии. В этот период священномученик Серафим будет осуществлять широкую пастырскую, общественную, педагогическую, культурную, просветительскую, благотворительную и миссионерскую деятельность. В годы Первой мировой войны он будет активно заниматься опекой холмских беженцев, заботиться об организации для них приютов в Москве, Петрограде, Средней Азии и Сибири. В послереволюционное время, управляя в начале Орловской (1918–1927), а затем Смоленской (1927–1936) епархиями, архиепископ Серафим проявит себя неизменным хранителем православной христианской веры, отвергающим компромиссы, как с безбожной коммунистической властью, так и с обновленческим расколом. Его жизненный путь завершится мученичеством за веру—по решению НКВД его расстреляют в Катыни в 1937 г.

Резюмируя, следует признать, что священномученику Серафиму, как монаху и епископу, удалось обрести золотой серединный путь и явить своей личностью образец разностороннего архипастыря, избежав опасности превращения в «паркетного» архиерея с налетом учености, сухого администратора, начальника-сибарита или духовно мелкого «ревнителя» с большими претензиями. Монашеско-епископский образ священномученика архиепископа Серафима (Остроумова) —это тоническое трезвучие учености, простоты и практического пастырства. В современных реалиях церковной жизни его пастырский дискурс и духовное наследие приобретают особую актуальность, в том числе в процессе подготовки молодых пастырей.


Комментарии 

1. Оценки Михаила Остроумова были следующие: 4-, 4½, 4½, 5. 

2. Стоит заметить, что ситуация, связанная с забастовками воспитанников Московской духовной академии в 1904–1906 гг., в некоторых исследованиях представлена не совсем объективно [19, с. 49, 285].  


Источники 

Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по Смоленской области (АУФСБСО). Д. 24214-с. Л. 113–114. 

Центральный государственный архив города Москвы (ЦГАМ). Ф. 2122. Оп. 1. Д. 669. Л. 13 об.— 14.

Центральный исторический архив Москвы (ЦИАМ). Ф. 229. Оп. 4. Д. 2880. Л. 2, 7–8; Д. 5146. Л. 30–31. 

Журналы собраний Совета Московской Духовной Академии за 1904 год. СвятоТроицкая Сергиева Лавра. Собственная типография, 1905. 376 с. 

Журналы собраний Совета Московской Духовной Академии за 1905 год. Сергиев Посад. Типография Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1906. 462 с. 

Извлечение из Журналов собраний Совета Московской Духовной Академии за 1906 год. Сергиев Посад. Типография Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1907. 425 с.


Литература 

1. Вениамин (Федченков), митр. О Вере, неверии и сомнении. СПб.: Нева-ЛадогаОнега; М.: МП Русло, 1992. 224 с. 

2. Вергилес Н.Ю., Зинченко В.П., Лекторский В.А. Проблема адекватности образа // Вопросы философии. 1967. № 4. С. 55–61. 

3. Гачев Г.Д. Образы Божества в культуре: национальные варианты. М.: Культура; Академический проект, 2016. 891 с. 

4. Гегель Г.В.Ф. Эстетика. Т. 2. М.: Искусство, 1969. 326 с. 

5. Голубцов С.А. Московская духовная академия в начале XX века. Профессура и сотрудники. Основные биографические сведения. По материалам архивов, публикаций и официальных изданий. Т. II. Ч. 4: Московская духовная академия дореволюционного периода. М.: Мартис, 1999. 128 с. 

6. Путь моей жизни: Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М.: ВПМД, 1994. 621 с. 

7. Культурология. XX  век: энциклопедия / Гл. ред., сост. С.Я. Левит. Т.  2. СПб.: Университетская книга, 1998. 446 с. 

8. Преосвященный Серафим, епископ Бельский // Холмская церковная жизнь. №№ 7–8 от 1 мая 1916 г. Неофициальная часть. С. 127–133. 

9. Сагатовский В.Н. Бытие идеального: монография. СПб.: Петрополис, 2003. 103 с. 

10. Серафим (Амельченков), еп. Пастырское служение в Польше и России священномученика Серафима (Остроумова), архиепископа Смоленского. М.: Познание, 2021. 432 с. 

11. Списки студентов, окончивших полный курс Императорской Московской Духовной Академии за первое столетие ее существования (1814–1914 гг.). Сергиев Посад, 1915. 178 с. 

12. Сухова Н.Ю. «Не будучи от левитской лозы и  от духовной школы, я  всегда привык преклоняться перед нашим священническим сословием…». Переписка профессора Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже архимандрита Киприана (Керна) и протопресвитера Русской Православной Церкви за границей Василия Виноградова (1956–1959) // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2012. № 3 (46). С. 71–122. 

13. Тарасова В.А. Высшая духовная школа в России в конце XIX—начале ХХ века. История императорских православных духовных академий. М.: Новый хронограф, 2005. 568 с. 

14. Титлинов Б.В. Ответ на «отзыв» архиепископа Антония Волынского о книге Б.В. Титлинова: «Духовная школа в России в XIX столетии». К характеристике положения богословской науки в России. СПб.: Тип. М. Меркушева, 1911. 44 с. 

15. Торжество наречения и священной хиротонии отца Ректора Холмской духовной семинарии, Архимандрита Серафима, во епископа Бельского, викария Холмской епархии // Холмская церковная жизнь. №№ 7–8 от 1 мая 1916 г. Неофициальная часть. С. 134–148.

16. Филяновский И., свящ. «Слава Богу за все…»: жизненный путь митрополита Трифона (Туркестанова) // Подъем. 2004. № 6. С. 173–202.


Источник: Амельченков В. Л. (епископ Серафим). Единство смысла и образа священномученика архиепископа Серафима (Остроумова) как информационно-практическое трезвучие пастырства // Ценности и смыслы. – 2023. – № 3 (85). – С. 85–101.