Как успешно готовиться к занятиям; возможно ли совмещать обучение в Академии и послушания без ущерба для духовной жизни; какова польза письменных студенческих работ; как богословские знания помогают в духовной жизни; какие минусы есть в образовательной системе духовной школы — на эти и другие вопросы отвечает студент 1 курса магистратуры Московской духовной академии Илья Черкашин.
В этом году Илья стал победителем Общероссийской олимпиады по богословию среди студентов выпускного курса бакалавриата духовных учебных заведений. В нашем интервью он поделился своими впечатлениями об участии в олимпиаде, а также о встрече со Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом, которая состоялась 30 ноября 2023 года.
— Илья, в этом году ты занял первое место в Общероссийской олимпиаде по богословию среди студентов выпускного курса духовных школ и показал блестящий результат в знании богословских дисциплин. Причем это не первая твоя победа. В прошлом году, приняв участие в самой первой олимпиаде, ты стал призером и занял третье место. Было сложно справиться с заданиями олимпиады?
— Пожалуй, мне было несложно, потому что я готовился к выпускным экзаменам и как раз за несколько месяцев до олимпиады активно прорабатывал учебные материалы за весь курс бакалавриата. Ответы на многие вопросы были освежены в памяти непосредственно перед соревнованием. Поскольку на четвертом курсе моей главной целью была подготовка к государственному экзамену, то параллельно получилось успешно подготовиться и к олимпиаде тоже.
— Расскажи, как проходила подготовка, какие читал книги и пособия? Возможно, тобой была выработана какая-то методика при подготовке, чтобы лучше усваивать информацию? Поделись, пожалуйста, с нашими читателями лайфхаками.
— Какую-то специализированную литературу я не рассматривал. В основном мне пришлось обращаться к своим конспектам по семинарским дисциплинам и читать учебные пособия. Кроме того, при подготовке к экзаменам и олимпиаде я использовал весьма информативно насыщенные статьи по Ветхому Завету из Православной энциклопедии.
Что касается методики подготовки, то здесь у меня принципиальная позиция. Во-первых, при составлении конспекта на рассмотрение одного вопроса должно уходить не более двух страниц, чтобы можно было осилить при прочтении весь объем информации. По моим наблюдениям, если писать больше, то текст получится перенасыщенным и громоздким. Во-вторых, я стараюсь систематизировать информацию таким образом, чтобы мне всё было понятно. С одной стороны, уже сама лекция преподавателя представляет собой некий проработанный материал, систематизированный определенным образом. С другой стороны, чтобы осмыслить весь этот материал мне необходимо воспринять его и заново как бы пересобрать, как конструктор, но уже в своем конспекте.
Если говорить о восприятии прочитанного материала, то мне, конечно, легче воспринимать художественный текст, чем сухое конспективное повествование. Поэтому каждая рассматриваемая в конспекте тема выстраивается мной в целостный законченный рассказ. Своего рода краткое эссе по тому или иному вопросу. Действительно, готовиться очень легко, когда прочитываешь текст, представляющий небольшую статью. Причем всё, что вносится мной в конспект, снабжается картинками, таблицами и схемами. Мне кажется, что в таком формате материал достаточно легко усваивается и остается в памяти.
— Как известно, любое знание без отработки его на практике теряет свою силу и постепенно забывается. Что помогает тебе запоминать информацию, которая напрямую не связана с нашей современной повседневной жизнью, а относится, например, к вопросам церковной истории или философской теологии?
— Нужно сказать, что я принадлежу к числу тех несчастных студентов, которым недостаточно один раз услышать, чтобы что-то запомнить, поэтому у меня всегда с собой какие-нибудь карточки на прищепках или маленькие блокноты. Особенно это касается изучения лексики древнегреческого и латинского языков в рамках магистерской программы. И при каждом удобном случае я достаю эти карточки и повторяю необходимый материал. К сожалению, схватывать информацию сразу, на лету, мне больше не удается. Моя память такова, что необходимо постоянно и системно всё заучивать, чтобы что-то запомнить.
— Как у тебя в таком случае дела с самодисциплиной? Удается ли тебе, как ты сказал, системно уделять внимание учебе?
— Конечно, хотелось бы улучшить свои показатели. К счастью, учебный процесс в магистратуре заставляет как-то дисциплинироваться и самоорганизовываться. Но скажу честно: если есть свободное время, то я, конечно, не всегда занимаю его учебой.
— Одна часть задания на олимпиаде была посвящена написанию эссе. Необходимо было выбрать тему из предложенных или у тебя была своя?
— Предложить собственную тему было нельзя. В прошлом году, на первой олимпиаде, предлагались три темы, каждая из которых касалась жизни и подвига новомучеников и исповедников Церкви Русской XX века. Сразу скажу, что девяносто процентов студентов выбрали тему, посвященную сопоставлению подвига новомучеников с историями мучеников древней Церкви. В нынешнем году темы оказались разнообразнее и все они были связаны с шестью дисциплинами, изучаемыми на бакалавриате (Священное Писание Нового Завета, Священное Писание Ветхого Завета, догматическое богословие, история древней Церкви, история Русской Православной Церкви и Литургика). Так же, как и на первой олимпиаде, в этом году присутствовала тема, посвященная подвигу новомучеников, но были и темы, связанные с этическими вопросами и весьма актуальной проблемой осмысления войны в христианстве. Большинство студентов, возможно, под влиянием той информационной среды, в которой мы сегодня живем, решилось писать эссе на тему христианского отношения к войне.
— А какую тему ты выбрал?
— Я оказался среди того самого большинства, которое писало на тему христианского отношения к войне. На первом курсе бакалавриата моя курсовая работа как раз была связана с этой темой. Конечно, это было уже очень давно и много что забылось, но, во всяком случае, какое-то представление о том, что можно сказать по этому вопросу, у меня было.
На самом деле, как мне кажется, времени для написания эссе было не так много. Конечно, три часа для кого-то, может, и много, но если нужно написать 4–5 страниц и написать качественно, то как будто бы нужно чуть больше времени. Поэтому я последний час уже дописывал без каких-то черновиков то, что было в голове, и то, что лежало на сердце.
— Почему решил написать эссе на тему войны?
— Будучи частью общества, я не исключен из той информационной повестки, в которой мы все живем, и меня волнуют эти вопросы в первую очередь как христианина.
Наверное, лет в семнадцать у меня было жесткое неприятие войны и я стоял на таких очень толстовских позициях. Но вот уже в процессе работы над курсовой, в процессе общения с разными людьми, которых я донимал вопросами, мне пришлось переосмыслить свою позицию. И я понял, что проблема военной этики не так очевидна, как нам может казаться. Поэтому некоторые наработки по предлагаемой теме эссе у меня были. И поскольку я сам долгое время думал об этом и несколько лет провел в размышлениях о том, насколько это в принципе допустимо для христианина, то я выбрал эту тему без каких-то колебаний. Хотя нужно сказать, что тема курсовой была гораздо уже: предполагалось рассмотреть военную этику в трудах святых отцов II–V веков. К тому же курсовая работа не предполагала изложение каких-то собственных взглядов на проблему войны и мира. А в эссе можно было излагать именно свои мысли, подкрепляя их святоотеческими рассуждениями.
— Расскажи, пожалуйста, какова область твоих научных интересов в богословии? Какие проблемы в богословии волнуют больше всего?
— На втором курсе, когда мы изучали историю древней Церкви — тот ее период, который связан с христологическими и триадологическими спорами, — я заметил, что мои интересы находятся на стыке патрологии, догматического богословия и собственно истории. Поэтому мои интересы лежат где-то на пересечении всех трех этих дисциплин — догматики, святоотеческого богословия и церковной истории. Это, собственно, и определило выбор мной профиля «Патрология и христианская литература» на богословской кафедре. В задачи этого профиля как раз входит исследование мнений святых отцов, изучение того исторического контекста, в котором эти мнения были сформированы, и их философский анализ. Это то, что мне было интересно тогда, и то, что мне интересно сейчас. И большинство книг, которые я читаю, так или иначе посвящены процессу формирования нашего богословия и развитию христианской мысли.
— Как тебе кажется, какие наиболее острые вызовы сегодня стоят перед богословской наукой? Осмысление каких сфер жизни человечества в настоящее время актуально?
— Большинство людей в настоящий момент, конечно, волнуют проблемы этики и, в более узком смысле, биоэтики. Более того, сегодня в связи с необычайно быстрыми темпами развития науки в области искусственного интеллекта данная сфера требует особого внимания со стороны богословов. Но, скажу честно, мои интересы выходят за рамки актуальной проблематики, в том смысле, что я больше люблю «копаться» в древности. Конечно, многим людям древность неинтересна и непонятна. И, возможно, некоторые посчитают мою увлеченность древностью бессмысленной. Но я убежден в том, что без знания прошлого невозможно ни осмыслить настоящее, ни спрогнозировать будущее. Поэтому изучение текстов древних отцов Церкви, античных философов имеет для меня приоритетное значение.
К тому же если говорить о научных исследованиях, то, как мне кажется, в этой сфере важен не сам результат, а именно процесс изучения. Не так важно, о чём ты пишешь, важно, чтобы ты приобрел навыки написания, работы с текстом, анализа и исследования. Вот поэтому я думаю, что чем бы ни занимался наш студент, какую бы тему он ни исследовал, даже если она не найдет отклика и какого-то широкого интереса у общества, сам факт того, что он занимается исследовательской работой, уже важен. Возможно, потом приобретенные в ходе исследовательской работы навыки помогут студенту намного качественнее решать актуальные проблемы, которые стоят перед нашей Церковью. Поэтому мне кажется, что все наши письменные работы в первую очередь должны быть направлены на воспитание исследовательских навыков, которые впоследствии можно будет применить для решения актуальных проблем.
— Будучи студентом магистратуры МДА, ты непосредственно, изнутри, если можно так сказать, знаешь все сильные и слабые стороны системы духовного образования. Что, по твоему мнению, сегодня требует преобразования?
— Мне не близка позиция тех студентов, которые совершенно огульно критикуют духовную школу, не замечая всего того, что она им дает. У нас, конечно, есть минусы и недостатки, но я думаю, что их не следует как-то гиперболизировать, тем более что они есть везде. Из учебных каких-то проблем я бы отметил перенасыщенность программы вторичными дисциплинами за счет сокращения часов на предметы, имеющие первостепенное значение для будущего пастыря. Мне, например, совершенно не хватало часов по Священному Писанию Ветхого Завета. В свое время очень хотелось, чтобы на изучение Писания было уделено больше времени, а сама учебная программа по дисциплине немного скорректирована. Ведь совершенно несправедливо, когда ввиду малого количества часов, выделенных на предмет, многие библейские книги остаются в тени. Преподаватель просто не успевает основательно и подробно разобрать со студентами каждую книгу, изучить экзегезу текста и рассмотреть историко-культурный контекст, в котором повествование формировалось. На практике всё это нужно потом дорабатывать и изучать самостоятельно. Конечно, хотелось бы, чтобы дисциплины, связанные с изучением фундаментальных для нашей Церкви текстов, были в приоритете.
— Жизнь студента духовной школы связана не только с учебой, но и с послушаниями. Как совмещать учебу и послушания? Удается ли тебе успешно совмещать обучение и обязанности, возложенные руководством духовной школы?
— Служить двум господам, как известно, дело тяжелое. Но, слава Богу, у меня как-то получалось. На первом курсе бакалавриата было очень тяжело. Я нес послушание в библиотеке МДА, в отделе по оцифровке книг. И у нас рабочее расписание было составлено таким образом, что единственный выходной день — это день, в который у тебя «десятка», то есть богослужебная практика. Соответственно, ты должен выходить каждый день на послушание и находиться там с момента окончания пар и до ужина. Таким образом, времени на подготовку домашних заданий остается совершенно немного. На самоподготовку на первом курсе я сходил раза три, и это были самые счастливые дни первого курса. Это правда. В таких условиях, конечно, нужно было искать какие-то альтернативные способы подготовки.
— Наверное, пока ты оцифровывал книги, у тебя была прекрасная возможность их все прочитать, чтобы восполнить подготовку к занятиям.
— Да (смеется). Слава Богу, сейчас есть какие-то подкасты исторические, богословские, есть какие-то передачи, записанные циклы лекций. Накануне экзаменов, например, я сидел и прослушивал начитанные на диктофон конспекты. Сейчас ситуация полегче. Я несу послушание в деканате, в отделе практик и в отделе аспирантуры. Работы там, конечно, не меньше, чем в библиотеке. Но тем не менее некоторое время для учебы сейчас есть. Вообще, чтобы успешно совмещать послушание с учебой, нужно забыть о том, что у тебя есть выходные. То есть в субботу надо после пар и до всенощного бдения сидеть и делать домашнее задание и в воскресенье после Литургии и короткого сна нужно тоже сидеть и учиться.
— То есть на отдых совсем не остается времени?
— На полноценный отдых практически не остается времени. Конечно, здесь важно помнить, что всему свое время. Поэтому я не делаю из этого трагедию. Есть достаточно короткий, может быть, в масштабах всей жизни промежуток времени, отведенный на учебу. Потом он закончится, и настанет жизненный этап, на котором нужно будет отдавать всё то, что ты приобрел, — все знания и навыки. Поэтому в нынешнее время мое главное послушание состоит в том, чтобы как губка впитывать всё полезное для того, чтобы потом иметь возможность всё это вернуть. Возможно, тогда мне будет легче. Например, отпадет необходимость рано вставать, не нужно будет воскресный вечер тратить на переписывание каких-нибудь конспектов. Но сейчас это моя обязанность, и я отношусь к этому как к главному послушанию, которое на меня возложила Церковь.
— А если тебе всё-таки удается найти какое-то время для отдыха, как его проводишь?
— Я, конечно же, отсыпаюсь (смеется). Если серьезно, то в свободное от учебы и послушаний время я перечитываю русскую классику. Но случается это крайне редко. Этому я во многом посвятил свои летние каникулы. Наверное, за это время я перечитал большую часть того, что нужно было прочитать в школьном цикле. Я заново открыл для себя И.С. Тургенева, который теперь стал одним из моих любимых русских писателей. То, что раньше воспринималось как какая-то обязанность, теперь воспринимается как досуг.
— Для христианина духовная жизнь — личное общение со Христом в молитве и церковных Таинствах — стоит на первом месте. Помогают ли тебе твои знания в духовной жизни? Как тебе удается совмещать учебу и духовную жизнь?
— Вопрос действительно хороший. Я уже сказал, что к учебе я сейчас отношусь как к своему главному послушанию. И не знаю, можно об этом говорить или нет, но один из наших преподавателей сказал как-то, что бóльший грех для нас — не выучить парадигму, чем пропустить молитву (смеется). Конечно же, это вовсе не значит, что учеба должна наносить какой-то ущерб духовной жизни, я думаю, это понятно. Но по себе могу сказать, что некоторые усилия, которые, может быть, нужно было бы направить на духовную жизнь, я сейчас отдаю в русло учебы. И я считаю, что это тоже своего рода аскеза. Потому что принуждать себя сидеть, что-то читать, что-то выписывать и что-то зубрить — что это, если не аскеза? Просто она выражается таким образом. И ведь это делается не потому, что нужно получить оценку, не потому, что просто хочется не вылететь из учебного заведения. Это имеет конкретную практическую цель. Наше образование, сейчас имею в виду наш профиль, готовит людей, которые смогут знакомить людей со святоотеческим наследием, с текстами, принципиально важными для христианской традиции. Фактически мы, учащиеся, жертвуем, может быть, в каком-то смысле собственной духовной жизнью, с тем чтобы потом другим людям не пришлось жертвовать временем своей жизни; чтобы они получили какой-то назидательный текст, который им поможет, который будет им полезен, чтобы они имели в нормальном переводе с нормальным комментарием важнейшие христианские тексты, которые, скорее всего, окажут на них плодотворное влияние. В общем, это тоже своего рода жертва. Может, конечно, казаться, что я сейчас оправдываю свою духовную лень, но я думаю, что действительно есть какой-то элемент жертвы в том, чтобы иногда, пренебрегая, может быть, собственной молитвой или собственным покоем, собственной внутренней тишиной, учиться.
— Здесь мне вспоминается пример знаменитого патролога, переводчика и профессора нашей Академии — приснопамятного Алексея Ивановича Сидорова. На своих лекциях он часто делился с нами своим личным опытом, духовными переживаниями. Помнится, однажды он рассказывал о том, как тяжело ему давался перевод одного из трудов преподобного Максима Исповедника. Когда Алексей Иванович испытал очередное затруднение при переводе отрывка, он обратился с молитвой к автору произведения, преподобному Максиму, и попросил его помочь, вдохновить и наставить. И помощь пришла. Каким-то необъяснимым образом. Алексей Иванович ощутил, что сам преподобный Максим водит его рукой и подсказывает верный перевод. Так великий отец Церкви VII века стал сопереводчиком профессора МДА. Это действительно яркий пример органичного сочетания личного молитвенного делания с научной работой.
— Да, удивительно. На самом деле, когда ты занимаешься патрологией и богословием, изучаешь жизнь и труды святых отцов, ты не можешь всего этого не полюбить. До семинарии, как правило, человек, если он, конечно, не учился в каких-то специализированных православных гимназиях, не имеет представления о том, кем были люди, которых мы именуем святыми отцами. Возможно, они что-то слышали про трех святителей, даже знают, что есть день их памяти, но остальные отцы Церкви остаются для них неизвестными. А между тем эти люди приложили невероятные усилия для того, чтобы Церковь продолжала жить, утверждаться и процветать. О некоторых из них лично я не могу вспоминать без глубочайшего чувства почтения и уважения. Церковь в том виде, в котором мы ее знаем, — это во многом их заслуга, и их просто невозможно не любить. Эти люди полагали свои жизни для того, чтобы Церковь существовала и ее учение оставалось неповрежденным, и это действительно дорогого стоит.
Для меня всегда примером был святитель Афанасий Александрийский, который пять раз отправлялся в ссылки. Всякий раз, проходя мимо фресок, на которых он изображен, я почтительно замираю. Это не фигура речи, это самая настоящая правда. Потому что я преклоняюсь перед этим великим человеком, который, не жалея своей собственной свободы, регулярно оказывался в стесненных обстоятельствах, но не отступал от истины Христовой. Я думаю, что если люди будут знать о таких великих святых, это будет очень полезно и ценно.
— Следующий вопрос напрямую перекликается с твоим ответом, который ты только что озвучил. В магистратуре ты учишься на кафедре богословия (профиль «Патрология и христианская литература»). Соответственно, там вы непосредственно работаете со святоотеческими текстами и трудами церковных авторов. Какие произведения древних и современных богословов тебя вдохновляют?
— Конечно же меня вдохновляют труды святителя Афанасия. «Слово о воплощении Бога Слова и о пришествии Его к нам во плоти» — это, наверное, мой любимый богословский трактат, который я перечитал, наверное, с десяток раз. С одной стороны, на бакалавриате по программе он прочитывается раза четыре, с другой стороны, с первого прочтения этот текст весьма сложно понять, тем более первокурснику.
— А из современных мыслителей кого можешь назвать?
— Очень люблю труды протопресвитера Иоанна Мейендорфа. Многие относятся к нему неоднозначно, в том числе и в среде наших преподавателей. Но мне кажется, автор вполне ортодоксальных взглядов. Это была первая собственно богословская литература, которую я нашел. Его книга «Введение в святоотеческое богословие» стала для меня проводником в мир святоотеческой литературы. Я очень люблю его статьи, его тексты. У меня собрано, наверное, всё, что есть в русском переводе. Я понимаю, что его труды носят скорее научно-популярный характер, чем строго научный. И, может быть, его богословское творчество уже устарело, всё-таки это вторая половина XX века, да и наука шагнула далеко вперед, сейчас каждый год что-нибудь выходит. Но тем не менее это те тексты, к которым я обращаюсь, которые я перечитываю с любовью и интересом.
— 30 ноября 2023 года состоялась встреча Святейшего Патриарха Кирилла с победителями и призерами I и II Общероссийских олимпиад по богословию среди студентов выпускного курса духовных школ и теологических подразделений вузов. Расскажи о своих впечатлениях от встречи со Святейшим Патриархом. Какая мысль, высказанная Его Святейшеством, тебе наиболее запомнилась и почему?
— Признаюсь, я был удивлен, когда узнал некоторые факты из биографии Святейшего Патриарха. Он рассказывал о том, что в возрасте 15 лет у него возникло желание покинуть родительский дом и начать жить самостоятельно. И что в это время он трудился в Ленинградской комплексной геологической экспедиции, выучился на картографа. Там он познакомился с петербургской православной интеллигенцией, которая оказала на него влияние. На самом деле, я по-хорошему впечатлен этим рассказом. В некотором смысле я понимаю, что заставило Святейшего Патриарха так поступить, и мне кажется, что этап сепарации от родителей, этап какого-то начала самостоятельного бытия очень важен для каждого человека. Пример Святейшего Патриарха откликается в моем сердце и в моем опыте жизни. Ну и, конечно, сам факт того, что эта встреча состоялась, сам факт того, что у нас была возможность поговорить с Патриархом, задать ему вопросы и услышать его наставления, уже очень показателен. Этот факт свидетельствует о том, что у священноначалия, во-первых, есть какой-то запрос на общение с подрастающим поколением, с молодым поколением клириков, потому что на встрече преимущественно присутствовали люди в священном сане. Я был там “белой вороной”. Во-вторых, у самого клира есть какое-то желание высказать свои впечатления, свои пожелания. И факт того, что это общение есть, уже говорит о некоторой теплой и открытой обстановке, которая существует в Церкви.
— Было ли волнение во время встречи и тогда, когда ты озвучивал Патриарху свой вопрос? Если было волнение, как ты с ним справился?
— Когда я произносил первую свою проповедь — это было еще на приходе, мне, наверное, тогда было шестнадцать лет, — я понял, что самое трудное — начать. После того, как первые два-три слова сказаны, волнение отступает. Здесь правило сработало на все 100%. Конечно, первые мгновения были очень волнительными. Но когда начинаешь говорить, это волнение постепенно пропадает. Кроме того, скажу, что обстановка действительно была очень располагающей, довольно неформальной, и это позволило как-то раскрепоститься и почувствовать себя свободным.
— Как твои родные и друзья отреагировали на победу в олимпиаде и встречу со Святейшим Патриархом?
— С родными я поговорил только вчера, потому что из-за плотного графика у нас нет возможности общаться каждый день, в том числе и плотного графика моих родителей. Ну мама, кажется, уже ничему не удивляется, поэтому она отреагировала довольно спокойно. Друзья, конечно, шутят. Еще с того момента, как, собственно, прошла олимпиада, льется нескончаемый поток такого доброго юмора, и вот встреча стала новым импульсом для этого самого потока.
Беседовал Петр Абеленцев
Источник: Пресс-служба МДА